Заклятие Лусии де Реаль (сборник)

– Это ты так думаешь, – в голосе Моны слышатся незнакомые Эдвину упрямые нотки. – А я думаю иначе. Совсем иначе! Ты же знаешь, что я и плаваю неплохо, и нырять умею, я ведь выросла на этой вот Набережной. К тому же деньги нужны нам обоим в равной степени. Так что…

– Все это так, Мона. Ты у меня просто молодчина. Но предстоит трудная и небезопасная работа…

– Пустяки! – стоит на своем девушка. – Ведь мы будем там вдвоем. А с тобой мне ничего не страшно. Вон какой ты сильный! С тобой я буду чувствовать себя как за каменной стеной.

Однако лесть Моны не оказывает ожидаемого воздействия на Эдвина.

– Зато мне будет страшно с тобой, – продолжает он отпираться. – Точнее сказать, мне будет страшно за тебя.

– Эдвин, это решено! – твердо заявляет Мона. – Если ты отправляешься на Чарос, я с тобой! И все твои доводы против напрасны.

– Хорошо, допустим, ты едешь со мной. А как же твой дядя? Что будет с твоей работой? Что скажут соседи, наконец?

Мона растерянно хлопает глазами.

– Не знаю. Я еще не успела подумать об этом… А впрочем, – голос девушки снова крепнет, – думаю, все уладится – и с дядей, и с работой, и тем более с соседями. У нас еще есть время, чтобы все обдумать. Мы же не завтра отправляемся…

– Ну, Мона! – сокрушенно вздыхает Эдвин, что должно означать согласие. – Смотри, чтобы потом не жалела. Кто знает, найдем ли мы это золото…

– Что будет, того не миновать, – философски замечает девушка. – Давай лучше прикинем, что нам необходимо для этой поездки.

Разговор молодых людей прерывает неожиданное появление на Набережной брата Моны – рослого на свои пятнадцать лет, по-юношески нескладного паренька в вытертых джинсах и черной футболке. Не обращая ни на кого внимания, он с независимым видом дефилирует вдоль парапета, затем возвращается и только теперь «случайно» замечает сестру и Эдвина.

– А-а, Мона! Вот ты где! – удивленно басит он хрипловатым ломающимся голосом. – А это кто с тобой? Ах, Эдвин… Привет, Эдвин! А я и не заметил вас сразу.

– Привет, Поль! Как жизнь молодая? – улыбается Эдвин.

– Да так себе, помаленьку, – по-взрослому солидно отвечает Поль. Несмотря на пробивающийся на верхней губе пушок и торчащие ежиком коротко остриженные волосы на голове, он разительно похож на сестру: те же широко посаженные глаза с открытым внимательным взглядом, тот же короткий прямой нос, те же полные, слегка припухшие губы.

– Признавайся, тебя дядя послал? – спрашивает напрямик Мона брата.

– Да нет… – мнется Поль. – А вообще-то – да… Он велел сказать тебе, чтобы ты шла домой. Тете надо что-то помочь…

– Поль, но ведь еще детское время! – с деланой укоризной восклицает Эдвин. – Ты бы имел совесть!

– Скажи об этом дяде, – кивает головой паренек в сторону дома с цифрой «1709» на фронтоне. – Кстати, он поручил еще мне посмотреть, с кем гуляет Мона. Не с тобой ли, случаем. Понял? Но вы не подумайте, что я скажу ему правду, – глухо бубнит Поль. – Я не доносчик!

– Поль, ты хороший парень! – без тени насмешки говорит Эдвин. – Мона сейчас придет.

Мы люди честные!

В Морионе за полночь – время, когда сон особенно крепок и сладок. Кажется, в такую позднюю пору вряд ли кто может появиться на улице. Тем более на такой глухой и отдаленной, как Речная, протянувшаяся вдоль тихой Сампы на южной окраине Мориона. Хотя прилагательное «вымершая» давно стало заезженным штампом, в данном случае без него никак не обойтись. Улица действительно кажется вымершей – на ней собаки и те спят, начисто забыв о своих собачьих обязанностях хоть изредка полаивать.

Вдобавок к этому вся улица погружена в непроглядную темень. Лишь одна лампочка светится над воротами торгового склада «Бижутерия и галантерея Р. Томаса». Да и та, будучи убранной под колпак из толстого стекла, едва освещает ведущие на территорию склада металлические ворота из толстых арматурных прутьев и пристроившуюся к ним сбоку крошечную сторожевую будку с окном во всю стену.

В будке, прислонясь спиной к стенке, задрав кверху голову и выставив острый кадык, спит, сидя на табурете, старик-сторож. Перед сторожем висит на стенке старое ружье. Не будет большим преувеличением сказать, что из этого ружья стреляли если не солдаты Наполеона Бонапарта, то уж парижские коммунары наверняка.

И все же спят в эту ночь, оказывается, не все.

Вынырнув из темноты, у ворот склада «Бижутерия и галантерея Р. Томаса» останавливается высокий грузный мужчина в мешковатом костюме и затеняющей лицо широкополой шляпе с чемоданом в руках. Ноги мужчины то и дело подгибаются, и он с трудом удерживает вертикальное положение. Из этого можно сделать вывод, что совсем недавно мужчина принял изрядную дозу горячительного. Бормоча что-то под нос, ночной гуляка стучит ногой по воротам.

Сторож в будке вздрагивает, ударяется затылком о стенку, испуганно хлопает глазами и, вскочив на ноги, хватается за свой мушкет. Увидев у ворот мужчину с чемоданом, он в сердцах чертыхается, сует ружье под мышку, будто это зонтик или трость, и выходит из будки.

– Кого тут еще носит по ночам? – ворчит сторож хриплым со сна голосом. – Чего надо?