Заклятие Лусии де Реаль (сборник)

Эдвин не раз с сожалением думал: почему сейчас нет так необходимых людям писателей-романтиков? Именно таких, каким был Грин, этот безудержный мечтатель, умевший, как старое вино, волновать читателя, звать его к светлой, чистой жизни, учивший ценить настоящие, непоказные, счастье и дружбу. Неужели современные писатели разучились мечтать и стесняются высоких и красивых слов? А может, не хотят? Наверное, все-таки не хотят. Им, современным писателям, проще и приятнее рыться в житейском мусоре, если не сказать, дерьме, утверждая при этом, что именно в этом и заключается призвание литератора. Начисто забывая при этом о великой силе мечты. А ведь, как писал другой замечательный русский писатель-романтик Константин Паустовский, именно романтическая настроенность не позволяет человеку быть лживым, невежественным, трусливым и жестоким, потому что в романтике заключена большая облагораживающая сила…

– Да. И судно замечательное, и писатель замечательный! – словно угадав мысли Эдвина, замечает шкипер и, глубоко затянувшись и выпустив облако дыма, продолжает: – Жаль, что давно уже нет таких писателей. Герман Мелвилл, Роберт Стивенсон, Джек Лондон, Джозеф Конрад, Александр Грин – вот, пожалуй, и все настоящие морские писатели. Все остальные… тоже, конечно, писатели. Но не те, что нужны людям… Я хотел сказать, морякам.

– Ну-у-у, – удивленно тянет Эдвин. – Вот уж не думал, что вы читаете книги! – и, спохватившись, что, может, обидел человека, быстро поправляется: – Настоящие книги.

– Ошибаться, – добродушно щуря и без того едва видимые глаза, философски изрекает Джино Росси, – одно из свойств малоопытной молодежи. Почитываем и мы. И надо думать, не меньше вашего. Ежели желаете убедиться в этом, давайте спустимся в мою каюту.

– С удовольствием, – соглашается Эдвин.

– Хоть сейчас, – поддерживает Эдвина Мона.

Каюта капитана оказывается клетушкой два на два метра с узкой, похожей на ящик койкой и двумя привинченными к переборкам полками. На одной лежат судовые документы и навигационные приборы, другая плотно набита книгами. Преимущественно это книги авторов, названных шкипером. Больше всего книг Джека Лондона.

– Вот… это я читаю, – виновато, словно признаваясь в чем-то постыдном, говорит Джино Росси. – Библиотека не ахти какая, можно сказать, корабельная, но все же…

– Ну, что вы! Зря прибедняетесь, – пробежав взглядом по корешкам выстроившихся на полке книг, говорит Мона. – Замечательная подборка. Я ведь тоже люблю читать о море и собрала кое-какую библиотечку…

– Чудесные книги! – почувствовав, что Росси по-настоящему любит книги и ждет похвалы, вторит ей Эдвин. – Сразу видно настоящего ценителя настоящей морской литературы.

– То-то и оно! – довольный похвалой, с усмешкой изрекает шкипер «Удачи». – А вы уж думали, если Джино Росси контрабандист, то ничем, кроме безакцизных товаров, долларов и песо не интересуется. Так ведь? Но я прощаю вас. Вы хорошие ребята, и мне приятно видеть вас пассажирами моей шхуны…

Вот так сюрприз!

Вечер наступает неожиданно и стремительно. Тускнея на глазах, неправдоподобно большой медный диск солнца поспешно опускается за нависшую за далеким горизонтом широкую сине-сизую полосу не то дыма, не то тучи. Проходит несколько минут, и солнце исчезает, словно проваливается в бездну.

«А что, если это навсегда? – думает встревоженная видением столь редкого заката Мона. Но тут же решительно прогоняет эту нелепую мысль. – Какая глупость! Быть завтра ветру или непогоде и только».

После жаркого дня вечерний ветерок кажется прикосновением к лицу нежных детских ладоней. И сразу становится легче дышать.

К вечеру, проспавшись, Вилли Рекс и его дружки какое-то время бродят как неприкаянные по палубе. Не найдя иного занятия, начинают пьянку по новой. На сей раз с разрешения шкипера обосновываются в кубрике. Пьянка обещает быть шумной и обильной. На столе появляются несколько бутылок рома, пиво, консервы со шпротами и икрой, копченые угри, апельсины. Все указывает на то, что застолье может затянуться до утра.

Далеко на юге один за другим зажигаются огоньки в окнах раскиданных по берегу рыбачьих селений. Такое впечатление, что вспыхивают звезды далеких таинственных галактик.

Проголодавшиеся за день Эдвин и Мона, усевшись на затянутую брезентом шлюпку, достают из сумки еду – пирожки с фаршем и бутылку лимонада – и принимаются за ужин. Но едва они начинают свою более чем скромную трапезу, как под брезентом, у самых ног Моны, что-то шевелится, сопит и приглушенным голосом гундосит:

– Я тоже хочу есть!

– Ой! – тихо вскрикивает от неожиданности Мона и вскакивает на ноги.

– Ты чего? – недоумевает Эдвин.

– Здесь кто-то прячется! – отвечает напуганная девушка.

– А ну-ка, вылезай! – приказывает Эдвин. – Не то…

– Да тише вы! Раскричались тут… – слышится из-под брезента сдавленное шипение. – Это я – Поль! Не слышите разве?

– Вот так сюрприз! – только и может произнести ошарашенная Мона. Да так и остается стоять с разинутым ртом и широко открытыми от удивления глазами. Впрочем, в сгущающихся сумерках этого никто не видит.