Заклятие на любовь (СИ)

Но одна мышка еще поборется! Я сделала резкий выпад, дотянувшись до края чернильно-черного плаща, набалдашник трости прожег в нем дыру, а тварь заскрежетала теперь уже от боли. Впрочем, края раны тут же стянулись, как соединяются клоки тумана, разорванные дуновением ветерка. Артефакт лишь отпугивал чудовище, держал на расстоянии, но убить не мог. Впрочем, что вообще способно его уничтожить? Теперь я жалела, что так мало знаю о войне…

Преследование продолжалось. И долгое время в тишине раздавалось лишь наше хриплое дыхание и едва слышный шелест, похожий на шорох песчинок по камням. Пару раз мы свернули в один и тот же коридор, сделав круг, – а поняла я это, лишь увидев разбитую тумбочку: я ее заприметила раньше. Сжала губы от досады, но приказала себе не расклеиваться.

Не понимаю, как я еще держалась и держала Меринду, которая едва переставляла ноги. Думаю, это рисунок, спрятанный под мантией, придавал мне сил.

Круг света сделался еще ýже, и можно было разглядеть белесые глаза чудовища на расстоянии вытянутой руки. Он глядел мне прямо в лицо мертвыми, рыбьими глазами, точно покойник, поднятый из могилы. От него и пахло так же – тленом. Как я ни боролась со страхом, он постепенно заполнял меня, будто капля за каплей заливая студеной черной водой.

Костенюк почувствовал, что жертва покоряется судьбе, и осмелел. Подбирался все ближе и ближе, хоть алый свет и обжигал его.

Я, напрягая последние силы, затащила Меринду за поворот и неожиданно почувствовала движение свежего воздуха на лице. Вдали серел прямоугольник выхода. Отчаянная надежда завладела мной. Может быть, в конце коридора нас ждет очередная ловушка, а может быть – спасение!

Костенюк повернул из-за угла вслед за нами. Я вздрогнула всем телом: он снова принял облик моего отца.

– Куда ты так торопишься, глупая девчонка, – произнес он красивым, уверенным голосом, из которого пропали все свистящие и шипящие звуки. – Там, наверху, тебя никто не ждет.

Разумом я понимала, что ко мне обращается чудовище, а вовсе не мой отец, но тварь выглядела как граф Уэст, говорила как граф Уэст, и выражение лица и нотки в голосе – все было таким настоящим!

– Тебя никто не любит, – продолжал он. – Да за что тебя любить? Я рад, что нашел способ избавиться от тебя. Никто не поверит, что ты моя дочь. Ни наследства, ни титула ты не получишь.

Он громко рассмеялся. Чудовище вытягивало из глубин моего разума мои неосознанные страхи, облачая их в слова. Он знал, как побольнее меня задеть. А я против воли верила… верила всему, что он говорит.

– Будешь прозябать в одиночестве, всеми забытая старая дева. Уродина. Бесприданница. Ты никому не нужна. Ни мне, ни Доминику. Он уехал сразу после спектакля. Он ждал только твоего поцелуя, чтобы снять заклятие. Все сложилось для него лучшим образом.

Мои руки дрожали, едва удерживая трость. Уехал. Конечно, уехал. Он и письмо не прочитал. К чему тратить время, собирая вещи. Одежда Ди ему теперь не к лицу. Он и не ищет меня, зачем…

Отец избавился. Доминик предал. Может, и не стоит мне идти туда, к выходу?

Я шла все медленнее и медленнее. Воля к борьбе почти погасла. Я продолжала ковылять уже не ради себя, а ради Меринды, которая от страха совсем потеряла разум. Она то хихикала сама с собой, то принималась петь детскую песенку. Оправится ли она, если спасется? Я должна попробовать. Должна дотянуть ее до ступеней, ведущих наверх. Мы с Мериндой терпеть друг друга не можем, но это сейчас неважно. Рой любит эту идиотку, а она, при всей своей безмозглости и стервозности, похоже, любит его.

– Остановись, девочка. Отдохни, – продолжал двойник моего отца. – Зачем бороться? Я заберу всю твою боль и весь твой страх. Останься со мной. Обними скорее папочку.

– Да пошел ты! – крикнула я. – Ты не мой отец!

От неловкого движения рисунок выскользнул из-под мантии и с тихим шорохом опустился к моим ногам. «Амалия, ты горишь, словно пламя. Ты ведешь за собой. Мое сердце навсегда принадлежит тебе. Твой Энвер».

– Ты не мой отец! – заорала я, и алое пламя на конце артефакта вдруг вспыхнуло с новой силой. – Я тебе не верю! Он любит меня!

Я будто наяву снова увидела себя маленькой девочкой, играющей в кабинете на полу у ног вечно занятого отца. Почему я не замечала, что его лицо всегда так печально? Он так никогда и не оправился после смерти мамы. Он совершил море ошибок, его не было рядом, и назвать его идеальным родителем точно нельзя. Но он любит меня! Всегда меня любил! А я всю жизнь обижалась на него и только теперь это поняла. Поняла и простила.

По лицу чудовища пробежала судорога. Рот искривился от злости.

– С-стоять! – прошипел он, закручиваясь в черную воронку.

Артефакт угасал. Дыхания не хватало. Я втягивала воздух со всхлипами. Мы выбрались в маленький холл, который я тут же узнала: я провела в нем не самые приятные минуты в своей жизни.

Я понимала, что наверх мне не подняться: не хватит сил.

Я с трудом отцепила пальцы Меринды, мертвой хваткой вцепившиеся в край моей мантии, и подтолкнула ее к ступеньке. Ущипнула, да покрепче, чтобы привести в чувство.