Заклятие параноика (сборник)

Скользя и спотыкаясь, мы вскарабкались по откосу и перебрались через занесенную снегом каменную ограду. Конечно, я бывал тут и прежде. Моя настоящая мать родилась в Касл-Роке, и хотя она и мой отец никогда там не жили, семейные могилы находились тут. Наследство ее родителей, которые жили и умерли в Касл-Роке. Пока я был влюблен в Бетси, то часто приходил сюда, чтобы читать стихи Джона Китса и Перси Шелли. Полагаю, вы считаете, что это была подростковая глупость, но я так не думаю. Даже сейчас. Я чувствовал себя близким им, утешенным. После того как Ас Меррил меня избил, я больше там не бывал. Пока меня туда не привела Нона.

Я поскользнулся и упал в рыхлый снег, вывихнув лодыжку. Встал и пошел дальше, опираясь на ружье, как на костыль. Тишина была бесконечной и невероятной. Снег падал мягко, вертикально, вырастая шапками на наклонных плитах и крестах, погребая все, кроме кончиков проржавевших скоб для флагов, которые вставлялись в них только в День Поминовения и в День Ветеранов. Тишина была кощунственной в своей необъятности, и в первый раз я ощутил ужас.

Она повела меня к каменному строению, примыкающему к склону холма в задней части кладбища. Склеп. Занесенная снегом гробница. У нее был ключ. Я знал, что ключ у нее будет. И он у нее был.

Она сдула снег с дверной панели и нашла скважину. Пощелкивание поворачивающихся цилиндров словно царапало мрак. Она уперлась в дверь, и та распахнулась внутрь.

Запах, обволокший нас, был прохладным, как осень, прохладным, как воздух в овощном погребе Холлисов. Мрак внутри скрывал от меня почти все. На каменном полу валялись сухие листья. Она вошла, остановилась, посмотрела через плечо на меня.

– Нет, – сказал я.

– Ты ЛЮБИШЬ? – сказала она и засмеялась надо мной.

Я стоял во мраке и чувствовал, что все начинает сливаться воедино – прошлое, настоящее, будущее. Мне хотелось убежать. Убежать, крича, убежать так быстро, чтобы взять назад все, что я сделал.

Нона стояла там и смотрела на меня, самая красивая девушка в мире, единственное, что когда-либо было моим. Она сделала жест рукой на своем теле. Я не скажу вам какой. Вы его узнаете, если увидите.

Я вошел. Она закрыла дверь.

Было темно, но я все прекрасно видел. Внутренность освещалась медленно текущим зеленым огнем. Он растекался по стенам, языками змеился по полу, усыпанному листьями. В центре склепа стоял гроб, но он был пуст. Его усыпали увядшие розовые лепестки, будто после старинного свадебного обряда. Она поманила меня, а потом указала на дверцу в глубине. Маленькую дверцу, ничем не помеченную. Она внушила мне ужас. По-моему, тогда я понял. Она использовала меня и смеялась надо мной. А теперь уничтожит.

Но я не мог остановиться. Я пошел к этой дверце, потому что не мог иначе. Внутренний телеграф все еще отстукивал то, в чем я распознал злорадство, жуткое безумное злорадство, торжество. Моя рука, дрожа, потянулась к дверце. Она была залита зеленым огнем.

Я открыл дверцу и увидел, что было за ней.

Это была та девушка, моя девушка. Мертвая. Ее глаза пустым взглядом озирали этот октябрьский склеп, смотрели в мои глаза. От нее пахло украденными поцелуями. Она была нагой и располосована от горла до паха; все ее тело было превращено в матку-инкубатор. И что-то жило там. Крысы. Я не мог их видеть, но мог слышать их, слышать, как они шуршат внутри нее. Я знал, что вот-вот ее высохшие губы раскроются и спросят, люблю ли я. И я попятился, все мое тело онемело, а мозг обволакивала черная туча.

Я повернулся к Ноне. Она смеялась, протягивая ко мне руки. И во внезапном взрыве озарения я понял, я понял, я понял. Последнее испытание. Последний экзамен. Я его сдал, и Я БЫЛ СВОБОДЕН!

Я повернулся назад к двери, и, разумеется, это было всего лишь пустое каменное помещение с сухими листьями на полу.

Я пошел к Ноне, я пошел к моей жизни.

Ее руки обвили мою шею, я притянул ее к себе. И вот тут-то она начала изменяться, словно пошла рябью, оплывая, как воск. Огромные темные глаза стали маленькими бусинами, волосы грубыми, побурели. Нос укоротился, ноздри расширились. Тело стало бугристым и навалилось на мое.

Меня обнимала крыса.

– Ты любишь? – пропищала она. – Ты любишь, ты любишь?

Ее беззубый рот растягивался, приближаясь к моему.

Я не закричал. Криков не осталось. Не думаю, что я когда-нибудь смогу закричать.