Заклятие слов

— Да, я по этому пути и пошла, — сказала она. — Человек, сформулировала я для себя, который служил в Москве, а не в Санкт-Петербурге, ведь типография Новикова была в Москве, и который удалился на покой в имение, находящееся в наших краях. Больше всего подходил такой Местецкий Никита Артемович, получивший в дар от Павла Первого поместье неподалеку, причем за довольно туманные и не совсем внятные заслуги. Обращало на себя внимание и то, что Местецкий был пожалован поместьем тогда, когда Павел Первый стал Великим Магистром Мальтийского ордена — будто в честь этого события. Мальтийский орден рассматривают как одно из подразделений — или, если хотите, одну из вариаций — масонства, вам, наверно, это известно. Почему Местецкий оказался награжденным именно при этом событии? Я бы сказала, что проглядывала определенная закономерность. А то, что Местецкий сразу после этого уехал в пожалованные ему владения, подальше от столиц, тоже вполне объяснимо. Все знали вздорный нрав Павла Первого — и знали, что награжденный сегодня может завтра попасть в опалу, ни за что, и отправиться в Сибирь. В общем, стоило повнимательней изучить личность Местецкого. Я стала изучать — и оказалось, что он довольно долго был надзирающим за типографией Новикова со стороны церковных властей, следил, чтобы в Московский университет, Заиконноспасскую академию и другие учебные заведения, которые Новиков снабжал литературой, причем чаще всего бесплатно, «благотворительно», гася убытки за счет «коммерческих» изданий, не просачивались бы «богопротивные» словари, справочники, учебники и научные трактаты. Причем тогдашний московский митрополит относился к Новикову не без симпатии, и даже сколько-то защищал его от светских властей, отмечая, что не видит во взглядах Новикова никакой ереси и что всем бы быть такими хорошими христианами. По-моему, вполне очевидно, что он бы не поставил в «надсмотрщики» за Новиковым человека, недоброжелательно к Новикову относящегося. То есть, и тут возникают очень красноречивые совпадения… Теперь я стала изучать местные архивы и акты, касающиеся нашей библиотеки. И что вы думаете? Я нашла в конце концов документ, что наследники Местецкого продали Полежаеву, для включения в фонды городской библиотеки, три тысячи семьсот пятнадцать томов различных книг.

— И долго вы это искали? — полюбопытствовал я.

— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — сказала она. — На все розыски ушло у меня почти два года. Но вот дальше начинается самое интересное.

— Да?..

— Среди документов, которыми была оформлена передача книг из имения Местецких в городскую библиотеку, нашелся акт, в котором отмечалось, что тысяча шестьсот семьдесят книг издания конца восемнадцатого века принимаются «скопом», без переплетов, по довольно низкой общей цене, но что цена может быть повышена, если, после того, как их разберут специалисты, выяснится, что в этом «развале» встретились уникальные издания исключительной ценности.

— Всего на шестнадцать книг отличается от ваших расчетов… — заметил я.

— Да. Я была рада, что мои догадки и теории подтверждаются. А главное, я знала, где и как искать дальше. Мне удалось отследить, и на это ушел почти год, что книги были разобраны и описаны, а потом, уже после описи, присвоения им единиц хранения и определения их ценности, переданы в переплетную мастерскую. Оставалось предположить, что они не вернулись из переплетной мастерской, что совсем не удивительно, учитывая, что в то время революция уже была на пороге. В революционном хаосе что угодно могло затеряться. Но мне не хотелось думать, что это — все, тупик. Я опять полезла в архивы, опять стала ворошить документы, а главное, опять советоваться с книгами. Сохранилась книга, выпущенная незадолго до Первой Мировой войны, к юбилею нашего города, «Квашинск, его история и современное состояние» — путеводитель по городу, как сказали бы мы сейчас. Там были перечислены и имеющиеся в городе переплетные мастерские. Мне удалось установить, что, в основном, работы для городской библиотеки выполняла крупная мастерская, принадлежавшая Захару Полдневникову. Я попробовала несколько вариантов поиска, один из них привел к успеху. В те времена очень многие переплетчики высшего класса или крупные мастерские оставляли на переплетах свою метку — «знак фирмы», так сказать. Я установила, какие книги, сохранившиеся в библиотеке, были абсолютно точно переплетены Захаром Полдневниковым, и поглядела, какую метку он ставил. Это был то ли кинжал, то ли жезл — из-за маленьких размеров трудно разобрать, рукоятка которого увенчана украшением в форме желудя.

— Но ведь это…