Заклятие слов

— Вы можете себе представить, что это расплывшееся нечто было пятнадцать лет назад красивым, почти романтического вида молодым человеком? Я говорю «почти», потому что всегда были в его облике некие сухость и холодность, которые слегка портили впечатление от его пронзительных глаз и роскошных кудрей.

— Представить трудно, — признался я. — Но всякое бывает.

Ремзин опять кивнул.

— Я понимал, что положение с журналом недопустимо. С театрами мы заявили о себе на весь Советский Союз. И журнал нам следовало иметь такой же мощный. Мы должны были являться одним из культурных центров страны! Это было выгодно не только ради моей собственной карьеры. Это было выгодно и в том плане, что культурным городам в то время было легче выбивать себе хорошее финансирование, решать экономические и социальные вопросы. И, соответственно, область целиком подтягивалась. Я ведь о всей области должен был думать, так? И, как видите, я не ошибся, — он широко повел рукой, как будто предлагая мне из этой столовой окинуть взглядом всю область. — До сих пор, несмотря на все кризисы, однажды созданный имидж продолжает работать. Сюда и инвесторы идут охотней, и цены на недвижимость выше, чем в большинстве российских городов, и люди неплохо зарабатывают, потому что многие предприятия, превратившись в совместные, пашут и пашут, лицензионный товар всегда в цене… Но это неважно. Вернемся к тому времени, когда я понял, что с журналом дальше терпеть нельзя. Мы с почетом проводили на пенсию давно трухлявого Непроливайкина, и я позаботился о том, чтобы выборы нового главного редактора — тогда ж сплошь была пора выборов в трудовых коллективах, так? — завершились сенсационно: новым главным был выбран молодой и талантливый Полубратов, журналист, резкое и честное перо которого успело многих задеть. В общем, организовать все было не так сложно, надо было только создать вокруг Полубратова легкий ореол опального и гонимого, чтобы люди из чувства протеста проголосовали за него.

— Но как подступиться к журналу, Полубратов не знал, — продолжил Ремзин. — И тут я вам открываю тайну, которую знали только трое… Да, мы трое, потому что еще кое-кто, ее знавший, не в счет. Все организовала молодая жена Полубратова, Татьяна Валентиновна Жарова. Тогда у нее только развивалась ее интуиция, только вырабатывалось ее умение предвидеть, какие книги должны появиться, откликом на живой интерес читателей к определенной теме, только выстраивалась ее «система», — Ремзин улыбнулся, — но чутье у нее уже было. Чутье и наблюдательность, да. Работая в библиотеке, она очень ясно видела, изо дня в день, какие книги или публикации в прессе пользуются читательским спросом, а какие почти никто не берет, она видела общую картину читательских интересов. Поэтому она могла подсказывать Полубратову: на весенние номера найди что-нибудь историческое, и обязательно подбери, в публицистический раздел, две-три статьи по проблемам дефицита, с ударными названиями, на осенние номера ищи фантастику, причем желательно нашу, из ранее запрещенной, а в разделе искусства сделай особый упор на статьи про кино… Приблизительно так. Но главное, она сама очень быстро начала подбирать материал для публикаций. Да, она стала лоцманом Полубратова в книжном море, и, если заходил разговор о том, например, чтобы подобрать хорошую «развлекаловку», но при этом с «проблемами», она задумывалась и говорила: «Я посмотрю, есть у меня идеи…» Обращалась к своей картотеке, шла по темам и по персоналиям, и потом предлагала: «У Фолкнера есть роман с криминальным сюжетом, до сих пор не переводившийся, потому что у нас он считался слишком „жестоким“ и „извращенным“; а если есть опасения, что переводчики не справятся в срок, то стоит подумать о мистическом „Серебряном голубе“ Андрея Белого, экземпляр дореволюционного издания есть в библиотеке, так что проблем не возникнет, но Белого не мешает уравновесить каким-нибудь чтением полегче, и тут почти идеально смотрелся бы „Призрак Оперы“ Гастона Леру, правда, понадобится сильная редакторская работа, потому что дореволюционный перевод и не очень хорош, и выглядит совсем архаичным, но, по крайней мере, издание есть, как основа для работы… Любая из этих трех вещей привлечет довольно много читателей.» Приблизительно так. Полубратов никогда не придумывал ничего своего.

— Получается, он был пустым местом? — спросил я.

— Получается, так. Что ж, Татьяна его любила… и тянула, как всякая любящая женщина. Но это еще не все. После всех встрясок, когда мы начали жить в новом государстве, а я, как знаете, сохранил свое положение, и даже на какое-то время стал почти хозяином города, Полубратов перебрался в Москву. Его сочли подходящей кандидатурой в главные редакторы только что затеянного частного издательского концерна — «демократического» и «популярного», как было объявлено, направления. Разговор шел о том, что и Татьяна переберется в Москву, когда он там освоится, а пока они будут видеться наездами друг к другу.

— И он ее бросил?