Заклятые любовники

— Дедушка, Киана тоже ваша внучка, и она не виновата в том, что сделала ее мать. Глория действительно поддерживала вас. Если бы я сразу узнала о вашей болезни, все равно не смогла бы вам помочь. С Вин… с Его Светлостью мы тогда не разговаривали, а у меня нет даже задатков целительской магии…

Он поднял руку.

— Дети заслуживают своих родителей.

— Но ведь я тоже дочь своего отца!

— Вздумали учить меня жизни, Луиза Лефер? — В голосе его звенела сталь.

Единственная черта, которая пугала меня в дедушке: жесткость и безапелляционность. Если что решил, пути назад не будет. В этом они слишком похожи с Винсентом.

— Нет.

Их попробуй научи. Чуть что — знайте свое место, леди. Сидите и вышивайте. Читайте сонеты и думайте о высоком. Странно, что мне вообще позволили самостоятельно выбирать свой путь и написали рекомендации, чтобы я смогла на первое время устроиться гувернанткой.

— Вот и ладно, — дед погладил меня по волосам. — А теперь ступай. Нам с невесткой надо поговорить по душам.

Я мерила шагами малую гостиную, не обращая внимания на остывающий чай. Перед глазами мелькали бледно — зеленые диваны и пуфики, канделябры на каминной полке, мраморная скульптура в углу, светло — желтые портьеры и более яркие ламбрекены[1]. Все это мельтешило и сливалось в единый фон, выделялся разве что сидящий у окна де Мортен. Поначалу Винсент еще следил за мной, но потом откинулся на спинку дивана и прикрыл ладонью глаза.

— Луиза, сядьте, или я вынужден буду вас привязать.

Я остановилась так резко, что платье взметнулось за моей спиной абрикосовым пламенем.

— Вы слышали, что я вам рассказала?

— Ода.

— Считаете, что дед прав?

— Это ему решать.

Ну разумеется. Не могла же я рассчитывать на то, что Винсент поддержит мою точку зрения!

— Луиза, он не собирается выгонять их на улицу.

— Он сказал, что ему нужны билеты. И что хочет поговорить с Глорией наедине.

— Я всегда знал, что граф — разумный человек.

Винсент поднялся и оказался за моей спиной: так близко, что я чувствовала его запах и дыхание, согревающее затылок. Он обнял меня за талию и развернул к себе. Стоило нашим взглядам встретиться, как в груди разлился жар. Теперь этот мужчина имел власть не только над моим телом, но и над сердцем. Он мягко приподнял мой подбородок в знакомой ласке.

— Вы удивительная женщина, Луиза. Второй такой нет.

Его слова отдавались сладким трепетом в душе: я не сомневалась в их искренности. Мы заключили перемирие, и каждая минута с Винсентом была наполнена волнующими мгновениями, не хотелось ни о чем думать, и никуда спешить.

— Спасибо вам, — повторила я, — вы спасли моего деда.

— Нет. Это вы его спасли.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Если бы не ваше волшебство… Винсент, как вы с этим справляетесь? У меня дрожь по телу всякий раз, как я это чувствую.

Винсент наклонился ближе ко мне. Я закрыла глаза, но он неожиданно произнес:

— Как вы их чувствуете?

— Кого?

Разочарование оттого, что поцелуя не случилось, было слишком острым.

— Как вы чувствуете чары армалов? — Винсент внимательно смотрел на меня.

— Волны магии, — принялась перечислять я, — начинается с тонких вибраций в воздухе, а потом превращается в настоящий шторм. Голова кружится, перехватывает дыхание. Словно каждая частица воздуха переполнена энергией — мощной, истинной, яростной. Иногда становится спокойно, а иногда кажется, что сейчас все вокруг обратится в пыль. Это так важно?

Де Мортен сцепил руки за спиной.

— Луиза, магию армалов способен чувствовать далеко не каждый.

— Все дело в бабочке?

— Бабочка скрывает вашу силу от окружающих. Никто не почувствует в вас сильного мага, если сами не расскажете.

— Сильного… мага? — во рту пересохло.

— Ваши возможности продолжают расти. Судя по тому, что вы мне только что рассказали, стремительно.

Я сжала губы и замотала головой. Не хотела я быть сильным магом! Тем более зная страшилки про случаи пробуждения во взрослом возрасте, которое сводило с ума и чаще всего заканчивалось смертью.

— Можно это как-нибудь отменить?

Винсент приподнял бровь.

— Сомневаюсь. Нет повода для беспокойства — бабочка не позволит силе вырваться, если это не будет осознанным поступком. А учить вас я не собираюсь.

— Спасибо, утешили!

— Луиза, вы не побоялись бросить вызов обществу, когда вам было семнадцать.

— Я была маленькой и глупой.

— Тем не менее вы справились, выжили и жили неплохо. Разумеется, со мной было бы гораздо лучше, но мы говорим о том, что есть.

— От скромности вы не умрете.

— Не перебивайте. А главное, вы пристегнули себя наручниками в холле моего дома.

— Главное?

— И самое страшное. Это было очень и очень рискованно. Вам повезло, что я проснулся в хорошем настроении.

— Так в тот день у вас было хорошее настроение?

— Да, — глаза его смеялись, — иначе вы бы не отделались так просто.

Стоило вспомнить случившееся в библиотеке, как страхи куда-то отступили, по телу прошла дрожь. Корсет стал жестче, чем обычно, а платье тяжелым и явно лишним. Напряженные соски уперлись в плотную ткань, стоять напротив него, сгорая от невозможности прикоснуться по — настоящему, было невыносимо.