Заклятые любовники

Альберт не изменился в лице, устроился в соседнем кресле и вытянул ноги.

— Приятно познакомиться, леди Луиза, — одарив меня очаровательной улыбкой, он сразу перешел к делу: меня опять расспрашивали про шкатулку — долго и нудно, хмурились, когда я сказала, что оставила ее в театре и уже сообщила обо всем полиции, и явно воодушевились, когда узнали про записку. Спрашивали и про недругов — я честно назвала одну девицу, которая полгода назад умудрилась насыпать мне в пудру толченого стекла — к счастью, это заметили раньше, чем я успела ей воспользоваться, и прожечь платье перед выступлением. Говоря по правде, я считала, что это большее на что она способна, о чем тоже сказала сразу. Еще вспомнила имя одного баронета, который с завидной регулярностью слал мне письма и расписывал незавидную участь таких греховодниц, как я. Потом расспрашивали о ближайшем окружении, вытрясли все имена за последние несколько лет: Себастьяна, Рина, Люсьены и близнецов, да еще мачехи, с которой я изредка переписывалась. Проверять будут всех, даже миссис Купер, которой не повезло оказаться моей экономкой, и горничную — слишком большую шишку кто‑то зацепил по глупости.

За беседой я тщетно пыталась разгадать, кто же такой Альберт — в обществе де Мортена он чувствовал себя своим, не заискивал и вообще вел себя как в компании лучшего друга. Чем он может заниматься? Частный сыск? Кто‑то из особо приближенных Ее Величества или — что еще веселее, Тайной Полиции? Если так, то я по — настоящему влипла.

После расспросов Фрай вежливо выдворил меня за дверь, и я отправилась в гостиную — разумеется, тоже в темно — бордовых и коричневых тонах, с редкими островками золота и пастели. Сначала хотела устроиться на диване, но уже успела как следует замерзнуть, поэтому выбрала кушетку поближе к камину, обхватила себя руками, чихала в платок и наблюдала, как пляшет пламя внутри резной темно — серой арки. Все лучше, чем смотреть на гобелены с древними сюжетами, где то кого‑то копьем пронзают, то кого‑то за глотку держат. В противовес этому картина над камином смотрелась просто восхитительно: полуголая светловолосая девушка бесстыдно разбросала ноги между атласных покрывал и хитро улыбалась, наматывая на палец длинную прядь. Из‑под приспущенной сорочки выглядывала маленькая упругая грудь с потемневшим соском.

Сейчас, когда эмоции схлынули, я уже могла мыслить здраво. Итак, что мы имеем? Мисс Луизу Фоссет, бывшую леди Луизу, дочь виконта Лефера, которая никому не нужна. И герцога де Мортена, на которого оглядывается весь высший свет Энгерии, особенно после того как его записали в фавориты Ее Величества. Пожалуй, логичнее предположить, что дело в нем, а не во мне. Этого только еще не хватало — оказаться в самом центре придворных интриг! Я и сама не вчера родилась, но там игроки такие, что две минуты не протянешь без должной сноровки.

— Вы еще здесь? — голос де Мортена за спиной заставил вздрогнуть и подскочить.

От резкого движения платье снова поехало вниз, пришлось его подхватить.

— А где я, по — вашему, должна быть?

— У себя дома, собирать вещи. Вы переезжаете ко мне.

— К вам? — я не выдержала и рассмеялась. Вышло немного истерично.

— Если хотите жить, — Винсент взглянул через мое плечо и выше — уж не на девицу ли на картине? Да, точно, на нее. И как смотрит, челюсть только чудом в полу не застряла. В библиотеке я уж грешным делом подумала, что он мальчиками увлекается, потому что так безразлично меня еще никто не лапал. Да и в прошлом не было между нами ничего… такого, что могло бы опровергнуть мою теорию. Кроме поцелуев и подгибающихся от его близости коленей. Зато теперь есть.

— Полицией займется лорд Фрай, от вас требуется только одно: держать язык за зубами. Справитесь?

Почему‑то захотелось повторить трюк с дворецким, и я покосилась на каминные щипцы. Правда, если из‑за заклятия прилетело от простой пощечины, то после такого я несколько дней хромать буду, оно мне надо? Эх, что за жизнь‑то такая!

— И ради такой ерунды, — я выделила последнее слово, — мне обязательно перебираться к вам?

Де Мортен подошел почти вплотную, так близко, что я почувствовала запах одеколона — острый, пряный, волнующий, и мятных сигар. Смотреть ему в глаза было почти больно, но мне не пришлось опускать взгляд: он резко и бесцеремонно развернул меня лицом к картине. Я дернулась, когда его рука скользнула по шее, убирая волосы, но Винсент всего лишь стал застегивать платье. До меня доносилось только едва уловимое клацанье крючков и отчаянное биение собственного сердца, которое только чудом не выскочило из груди.

— Послезавтра. В восемь утра. Опоздаете — будете разбираться со змеей сами.