Заклятые пирамиды

Зинте хотелось спорить дальше, но она не умела формулировать свои доводы так же складно, как Эдмар, к тому же надо было поскорее лечить паршивца от килсеи. Первая стадия: зуд, язвочки на коже и легкий жар. Хорошо хоть не заразно. То есть заразиться можно лишь дурным путем, домработнице с ее внуками ничего не грозит.

Карьера Эдмара пошла в рост прошлой зимой, и вскоре они перебрались с улицы Ранних Луковиц в дорогой доходный дом, принадлежавший почтенному управителю таможни, по совместительству – главе гильдии паянских контрабандистов. Тетушку Ринтобию позвали с собой. При всех своих неудобосказуемых делах Эдмар умудрялся хорошо учиться. Куратор, встречавшийся с Зинтой Граско раз в месяц, его школьными успехами был доволен. Правда, магические способности у него оказались посредственные, да оно, по словам куратора, и к лучшему: будет приносить пользу в составе коллектива, не выделяясь среди своих добрых коллег.

В театр Зинта надела аквамариновое ожерелье и платье цвета морской волны из серебрящегося китонского шелка, на шлайке и со шнуровкой на спине. Шлайка – упрощенный заменитель старинного кринолина, вроде стеганой ватной юбочки длиной до середины бедер, с вшитым в подол обручем из китового уса. Зинта думала, что в этой штуке ей будет ни сесть, ни наклониться, но оказалось, вполне себе удобно. Недаром шлайку еще называли дорожным, или походным, кринолином.

Потом Эдмар принес ей духи, несколько изысканных граненых флаконов, и она выбрала тонкий аромат, напоминающий о весеннем солнце и первой зелени.

Сам он тоже был хорош: высокий, стройный, с осанкой принца, прямые темные волосы до плеч отливают благородным блеском. Приличествующий молодому доброжителю выходной костюм из серого репса сидел на нем как влитой, хотя Эдмар по поводу этого костюма скорчил сожалеющую мину: он предпочел бы вырядиться поэффектней. Но театр – общественное место, и от приличий никуда не денешься, даже в такой шкатулке с двойным, а то и тройным дном, как Паяна.

Опера с танцами «Посрамленное зло» повествовала о том, как в давние времена аристократ-упырь, заключивший союз с нежитью, похищал девушек и пил у них кровь, но против него объединились в боевой коллектив добрые маги, которые злодея убили, пленниц освободили, а потом отправились в поход на столицу, чтобы совершить в Молоне Добрую Революцию. Больше всего Зинте понравились танцы. Иногда она жалела о том, что не умеет танцевать: ей всю жизнь было не до того, чтобы этому выучиться.

Они с Эдмаром сидели в ложе у почтенного управителя таможни – здоровенного солдафона с кустистыми бровями, под которыми прятались, как в засаде, заплывшие хитроватые глаза, и грубым командирским голосом. Его жена, стареющая грузная дама в бриллиантах и платье из лилового бархата, к служительнице Тавше отнеслась благосклонно и, когда таможенник отлучился, похвалилась, что они с супругом вот уже четверть века живут душа в душу и он на сторону не ходит, ни на каких девчонок не заглядывается! Три ее дочери на выданье, очень похожие на мать, с такими же тяжеловесно-скульптурными лицами, строили глазки галантному молодому магу, скромно сидевшему рядом с лекаркой. Зинта смотрела на бедную женщину с сочувствием: ох, знала бы та, с кем ей изменяет якобы идеальный супруг! Зато самого управителя, сунувшегося к ней с каким-то любезным вопросом насчет оперы, она смерила суровым взглядом и ответила с резковатыми нотками. Вторая его попытка завязать светскую беседу привела к тому же результату. После этого добрый управитель таможни решил, что Зинта стерва и с ней лучше не связываться.

В следующем антракте она вышла прогуляться в фойе, убранное драпировками с золотой бахромой и портретами выдающихся доброжителей, и встретила там Улгера с бойкой белобрысой девушкой в ярко-красном платье. Вопреки ожиданиям, Улгер в столице неплохо устроился, жил хоть и не так роскошно, как Зинта с Эдмаром, но в то же время не голодал. Он в конце концов получил место помощника чтеца-просветителя в Паянской Управе Добромыслия и теперь писал для своего начальника черновики лекций. Вначале Зинту поражало то, что разгильдяй, тихий пьяница и самозабвенный страдалец Улгер сочиняет нравоучительные речи – мол, чья бы собака брехала, – но потом, познакомившись получше со столичной жизнью, решила, что это, пожалуй, вполне в паянском духе.

Улгер ее не узнал. Не проигнорировал, а скользнул по ней взглядом – и как будто не увидел. Посмотрев в зеркало, Зинта сама себя едва узнала: красивая молодая дама в переливающихся, словно океанская вода, зеленовато-синих шелках, с аквамариновым ожерельем на точеной белой шее – да разве это она? Быть того не может.

– Скажи на милость, зачем ты третировала моего любовника? – поинтересовался Эдмар, когда они вернулись домой.

– Потому что совести у вас нет. Обманываете несчастную женщину, а она думает, что этот мужлан ей верен, радуется, что он на девчонок не смотрит…