— Кому же это было выгодно?
— Вот и мне хотелось бы вас об этом спросить. Вы один из немногих людей, которые могут нам помочь разобраться в жизни Коляды.
— А что же, Лариса не снизошла?
«Они все похожи, репетиторы, — подумал Кудряшов. — Ревнуют своих учеников к тем знаниям, которые сами же им и передали. Радуются успехам своих воспитанников, но одновременно им приятны и их неудачи».
— У Ларисы Павловны свой взгляд на вещи, у вас — свой. Вы все-таки человек науки, — польстил Кудряшов.
— Да, но с научной точки зрения я вряд ли смогу что-то объяснить. Знаете, на Западе, например, богатые фирмы платят ученым деньги — просто так, чтобы те имели возможность удовлетворять свое научное любопытство. Однажды такая фирма взяла как бы на содержание одного биолога. Он сидел себе, изучал нервную деятельность какого-то насекомого, не имеющего отношения, как вы понимаете, к сфере деятельности фирмы. И вдруг изобрел принцип нового способа наведения ракет средней дальности, который фирма, разумеется, запатентовала на пару с изобретателем. Все, что касается науки, иррационально. Чудеса — и те укладываются в некую закономерность. Например, их можно объяснить божественным провидением. Наука не может себе позволить такую роскошь, она находится в иной системе координат, она плод человеческого разума. Ну а Коляда… Она просто очень хорошо знала древние способы гадания, чувствовала знаковую систему судьбы. Знаете, это ведь именно система. Медицина — система. Психология — система. Астрология — система. То, что мы называем ворожбой, — тоже система освоения мироздания окружающей действительности, и у этой системы свои законы и закономерности, свои «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Например, вы замечали когда-нибудь, как много в нашей жизни совпадений? Идете вы по улице, встречаете вдруг, предположим, своего одноклассника. Вы думаете, что это случайность, потому что не умеете ее прочесть, понять, что за ней стоит. У вас нет системы — цельной картины мира, где все не просто так, где каждая ситуация на своем месте и — в динамике. Коляда этой системой владела. С блеском. Муха пролетит над человеком — Алевтина и ее полет увяжет с судьбой и с общим порядком вещей. И концы с концами у нее всегда сходились. И что бы там ни говорили, я считаю, что Коляда была сильнее Ларисы как предсказательница. У Ларисы просто общий уровень выше. Поэтому она боится быть злой. Она никогда не скажет человеку, какой он плохой. Постарается поддержать, направить, остеречь. Алевтина — нет, она добивала. У нее была метода такая: сказать человеку о чем-то тайном, гнетущем его, о мелочи, может быть, какой-то. Ну, что он в детстве две копейки украл или о том, что когда-то завел поганенький романчик, о котором стыдно вспоминать. Человек терялся, расстраивался, считал уже, что Алевтина видит его как голенького. А она тогда и начинала работать…
— Так откуда же она знала? — не удержался Кудряшов, хотя понимал, что это не тот вопрос, который надо здесь задавать.
Но Виталий Александрович был настоящим учителем, он стал терпеливо объяснять:
— У каждого человека это есть — маленькая подлость, которую он помнит всю жизнь, потому что таким образом вытесняет подлости большие. И существует система ассоциаций, по которой можно вычислить украденные копейки или некрасивый романчик. Да вы расслабьтесь, Вячеслав Степанович, расслабьтесь. Хотите выпить чего-нибудь?
Кудряшов подсобрался и решительно помотал головой.
— Да, — продолжал Виталий Александрович, — вам, наверное, любопытно услышать примеры. Грубо если только, приблизительно, то человек, в принципе способный на кражу, даже если он глушит это свое свойство социально законопослушным поведением, как правило, завистлив. Вы согласны со мной? Завистлив. Зависть, как говорил Бальзак, — это единственный порок, который не приносит никакого удовольствия. Вы согласны со мной в том, что человека, живущего без удовольствия, легко идентифицировать? Ну вот. А дети… дети — они ведь асоциальны, как правило, потому что естественны. Значит, непременно в детстве каждый что-то да украл. А остальное все детали. Но, повторяю, это все грубо. На самом деле существует масса деталей, которые в столь кратком обзоре привести не представляется возможным. Яснее стало для вас?
Кудряшов на всякий случай кивнул, хотя ни в какую систему слова учителя астрологии у него не уложились.
— Да, — сказал, улыбнувшись чему-то, Виталий Александрович, — а ведь Лариса теперь и сама, наверное, позабыла, с чего это она вдруг стала интересоваться астрологией. А я помню. Хотите, скажу?
Кудряшов помедлил.
— Хочу, — произнес он, однако.