Заклятые подруги

Достигнув пыльной нежилой квартирешки, Кудряшов, рухнув в кресло, не без удовольствия вытянул ноги. Минут пять внимательнейшим образом подвергал анализу свои кроссовки, нуждавшиеся не только в новых шнурках. Потом, незаметно отключившись, заснул. Разбудил его противно дребезжащий дверной звонок. Глянув на часы, Кудряшов понял, что ожидаемый им человек не страдает гиперпунктуальностью. Уже минут двадцать, как должны были они сидеть-беседовать. Ну да ладно. Кудряшов чтил чужие слабости.

Шаркая, Кудряшов добрел до прихожей, глянул в глазок, спросил через дверь на всякий пожарный, шамкая:

— Кто?

— Василь Иваныч здесь живет? — услышал.

Ворча, отпер замки.

— Какой еще Василь Иваныч? — Радостно улыбнулся пришедшему, пропустил в квартиру. — Нет тут таких. — И дверью погромче хлопнул, чтобы совсем уж негодование свое засвидетельствовать.

Итак…

— Итак, Вовчик, — сладко жмурясь, проговорил ласково Кудряшов, — присаживайся, располагайся. Может, чай-кофе? А хочешь, водочки плесну?

Пришедший был далеко не так благостно настроен. Он обвел колючим взглядом комнату, решительно направился к дивану и, с вызовом глядя на Кудряшова, развалился на мягких цветастых подушках. Коротко стриженный. Широкоплечий. Приземистый. Исподлобья зыркает. Такая типично бандитская рожа. Только в данном случае кураж-то ненатуральный. Слава понимающе хмыкнул.

— Да не журись ты так-то уж, — миролюбиво сказал.

Сходил на кухню, вынул из холодильника дежурную бутылку, поискал рюмашки. «Зараза, Авдей, ну, баб сюда водить — понятно, святое. Но хотя бы посуду их мыть надоумил», — мысленно укорил коллегу, с которым на паях квартиркой пользовался. Сполоснул неглубокую тару. Притащился обратно к поджидающему его человеку. Человеку было явно не по себе. Человек просто-таки дымился от недоумения. Слава запустил в него нежный взгляд, получил в ответ злобную колючку, искренне огорчился и разлил водку в две рюмки. Раз такое дело, придется, как говорится, искажать свой моральный облик при исполнении служебных обязанностей.

Чокнулись молча и выпили, не проронив ни слова.

— Между первой и второй — перерыв чик небольшой, — ворковал Слава, наливая снова. — Ну вот, а теперь, Вовчик, не тушуйся, не робей. Не съем я тебя. И в обиду не дам никому. Потому что не такой уж ты пакостный парень на самом деле, как может показаться на первый, поверхностный, взгляд. У каждого, конечно, недостатки есть. Но ведь о них знать никому не обязательно, правда ведь? И я очень надеюсь, что ты вскорости встанешь, Вовчик, на путь исправления и изживешь все свои несовершенства. А также пороки. А я тебе помогу сделать это не в трудовой колонии строгого скорее всего режима, а на воле. Может быть, помогу. Сам понимаешь, не все в моей власти. Но — постараюсь. Так что ты тоже постарайся. И не смотри на меня волком. Не надо. Я тоже так умею. И этим ты меня не удивишь. К стенке я тебя прижимать не собираюсь. Встретились, выпили, разошлись — тебя такой вариант устраивает?

Вовчик нервно засопел, передергиваясь.

— Не устраивает, — удовлетворенно заметил Слава, — тогда колись, мил-друг. Другого выхода нет.

— А гарантии какие у меня? — еще больше нервничая оттого, что голос срывался, спросил Вовчик.

— А вот гарантий у тебя нету вовсе, — опечалился Кудряшов, — нету их совсем, гарантий-то. Как в одном хорошем фильме в аналогичной ситуации было сказано: «Гарантий нет — есть шанс». А это, дорогой, уже кое-что. А в твоем-то положении и вовсе много даже будет. Поскольку ты пока и этого не заслужил. Ну, еще по одной? — спросил беззаботно.

— Не надо, — тяжело соображая, выдохнул Вова.

— Ладно, — кивнул Кудряшов, — как сказала бы моя бабушка, вольному воля, спасенному — рай. Ой, извини, я не хотел. То есть про волю, прости, нечаянно вырвалось. Не серчай.

Вова поднял на Кудряшова больные красные глаза затравленного зайца. «Черт их разберет, — не без сочувствия подумал Слава, — как пакостить — так они лиходеи-кровопийцы-душегубы, а как расплачиваться — хуже детей, ей-бо. Ну что за времена пошли, самая что ни на есть шелупонь мелкотравчатая — и та в бандиты подалась. А ты тут тютюшкайся с ними потом».

— Ну чего, чего ты на меня смотришь так? Я же обещал тебе — все между нами останется. Не первый год замужем — не подставлю, отмажу, если что. За особые заслуги даже в картотеку не внесу. Не боись. Сам ведь раскумекал уже, наверное, — за все надо отвечать в этой жизни. «Преступление и наказание» в школе проходил? Классная вещь!

— Какие у вас есть доказательства? — Вовчик предпринял еще одну попытку увернуться от неизбежного.

— Доказательства, презумпция там невиновности — это только в прокуратуре понадобится. А у вас, у лысых, и без того обойдется. Сам знаешь, как это мастырится. Шепнуть кому следует, идейку подбросить. Да что я тебе объясняю, ты сам по этому делу искусник большой. А, Вовчик?

— А вы правда меня в картотеку не внесете? — В Вовчике наливалась робкая надежда.

— Легко.

— И никто знать не будет? — решил он закрепить достигнутое.

— Никто.

— А если я вас тогда… — совсем уж осмелел Вова.