Заклятые подруги

Катя Померанцева пока нервно дожидалась, когда же наконец Сафьянов достигнет ее дома, извелась совершенно. Она то слонялась по квартире, пытаясь задержать внимание на какой-нибудь книжке, на безделушке, на тряпке какой-нибудь, которую, может, отгладить надо, может, постирать, подшить, то заходила на кухню, открывала холодильник и что-то глотала, не чувствуя вкуса, то брала в руки распечатку новой пьесы, в которой была занята, стараясь сосредоточиться на своей роли… Куда там! Катя была не в состоянии делать ничего путного. Она только ела, опивалась кофе и курила до одури. «Все это ужасно, — думала Катя, — как могло это случиться со мной? Почему именно со мной? Как я могла допустить это? Как, когда я попала в такую чудовищную зависимость от окружающих меня людей? Я! Которая столько сил положила на то, чтобы никогда ни от кого не зависеть. Стольким пожертвовала ради этого. Бред! Нет, это просто бредяшник какой-то. Это месть. Это сглаз. Порча! Вот она — во всей красе. Пусть что угодно болтают про то, что ее нет. Есть. И еще какая! Теперь-то я знаю, как она выглядит. Да, пусть сколько угодно смеются над этим те, кто этого не испытал. А я, я вот только дождусь Андрея, поговорю с ним — и тут же побегу снимать эту поганую порчу. Куда? Решу. Найду. У Ларисы спрошу, она всех знает… А, черт! Лариса. Где она? У кого спрашивать? Бред. Нет, это просто бред. Почему я? За что?»

Катя вдруг ясно увидела перед собой Алевтину. Живую и здоровую. Улыбающуюся. Алевтина, как всегда, была в черном. И с этими своими бесконечными разноцветными и разнокалиберными перстнями. «Чего ты дуришь, — мягким голосом ласково сказала Алевтина, — ну чего ты дуришь? Знаешь ведь, за что. А спрашиваешь… Не надо так».

— Как, как надо?! — закричала Померанцева. И поняла, что сходит с ума. Просто натурально свихивается. Нет, ни к какой ворожейке она не попрется, нет. Она позвонит Лене Долгову и ляжет к нему в клинику. Да. И гори огнем все и вся, ясным пламенем! Именно так Катя и поступит. Отлежится, отдохнет, на транквилизаторах успокоится…

Но тут Катя вспомнила, что сейчас в клинике у Лени лежит Таня Метелина. И Катя захохотала. Вот цирк-шапито! Вот славно-то! Она, Катя, попросит положить их в одну палату. Да, именно так она и сделает. Им будет о чем поговорить. Они будут поддерживать друг друга в трудную минуту и обсуждать подробности лечения в кризисном отделении, обмениваться впечатлениями, ощущениями от принятых лекарств и процедур. Катя хохотала до колик в животе. Да, таких кульбитов жизнь ей давненько не демонстрировала. Они с Таней ну никак не могут расстаться. В психушку — и то вместе. Не разлей вода. Да, разница только в том, что Таня родила, а Катя сделала аборт. А так бы вместе колясочки-то катали. Умора! Катя заплакала. Вот умора.

Раздался звонок в дверь, и Катя так и пошла ее открывать — хохочущая и рыдающая одновременно.

Увидев Померанцеву такой, Сафьянов остолбенел, даже хотел было назад повернуть:

— Случилось что?

— А то нет, — не переставая заливаться, Катя втянула его в прихожую. — А то не случилось, — захлопнула дверь, повернула замок. — Не обращай внимания, Андрюша, я просто немного умом тронулась. — И снова засмеялась, не в силах остановиться. — Проходи, не бойся. Ой, не могу, ой! — Катя согнулась пополам, поскольку даже ее тренированный пресс не выдерживал сотрясения от такого хохота.

— Валерьянки выпей, — брезгливо заметил Сафьянов.

— Валерьянки, да, валерьянки. — Померанцева, смеясь, прошла в комнату, не убирая рук с живота, легла на диван, вытянула ноги. — Вот валерьянки мне для полного счастья и не хватает. А я-то думаю, что мне еще в жизни нужно, к чему стремиться? К валерьянке! Вот она, эврика-то!..

Сафьянов, проследовав за Померанцевой в комнату, сопроводил алчным взглядом Катино перемещение из вертикального положения в горизонтальное и облизнулся.

Заметив это, Катя смеяться перестала.

— Ну что ты за человек, Сафьянов? — спросила укоризненно. — Мало того, что трахаешь все, что движется. Еще и все, что плохо лежит.

— Ты замечательно лежишь, — возразил Андрей и присел на краешек дивана.

Катя рассеянно рассматривала седеющую богатую шевелюру, крупные черты лица, светлые глаза мужчины, который был когда-то так желанен, и недоумевала: неужели он и в самом деле стоит того, чтобы ради встреч с ним обманывать закадычную подругу, плести замысловатые интриги, суетиться, надрываться?.. Думала-то, что стяжает, подгребает под себя, а оказалось — одни потери. Неужели он и в самом деле стоит того? И вообще, кто и что на этом свете стоит того, чтобы такой огород городить? Только теперь Катя почувствовала, до какой же степени она устала, измаялась, выбилась из сил. Ради чего? Она снова с недоумением взглянула на Сафьянова.

— Вурдалак, — отшатнувшись, прошептала она.

— Что?

— Иди в кресло, — жестко выговорила Катя.

Сафьянов послушно пересел.

Катя поднялась, собрала в пучок волосы, закрутила на затылке. Глядя исподлобья на Андрея, глухо спросила:

— Где Лариса?

— Откуда мне знать? — Сафьянов равнодушно пожал плечами.

— Врешь. Я чувствую — знаешь.