Заклятые супруги. Леди Смерть

Голос замерзает в груди, слова ссыпаются в сгустившийся воздух ледяной крошкой. Небо застилает непроницаемая хмарь, за которой солнце – всего лишь бессильное размытое пятно. Тщетно бьюсь внутри себя самой, но с пальцев по-прежнему течет глубинная тьма, заполняя собой все и вся. Которая рано или поздно доберется и до Мортенхэйма, по пути стирая с карты жизни целые города. Единственный, кто способен это прекратить…

– Анри! – кричу во все горло, так что воздух обжигает легкие, и слышу свой голос. Наконец-то! – Анри!

– Тереза!

Земля идет волнами, меня встряхивает еще и еще раз, подбрасывает вверх, и прах разлетается дорожной пылью. Брызги тьмы рассеиваются в полумраке, когда я открываю глаза и цепляюсь за плечи мужа, который вглядывается в мое лицо. Так близко, что, самую капельку приподнявшись, я могла бы прижаться щекой к щеке. На полу валяется сбитое одеяло, из приоткрытого окна тянет свежестью. Алаэрнит сияет, и когда я разжимаю руку, позволяя ей упасть на простыни, за ним тянется неясный голубоватый след. Дрожь по телу, последние остатки кошмара рассеиваются, на смену им приходит жгучий стыд: я не просто вопила во все горло, как впечатлительная девица, я… позвала Анри.

– Простите, – попыталась выпутаться из сильных объятий, но он держал крепко.

– Что случилось?

– Дурацкий сон, только и всего.

– Дай угадаю: в нем была тьма?

Я кивнула. Собирается он меня отпускать или нет?

Взгляд мужа скользнул по моему лицу, задержался на алаэрните.

– Тебе нужно возвращаться к практике. Немедленно.

Меня бросило в холодный пот, пальцы мелко затряслись. Я сглотнула ставшую неожиданно вязкой слюну: при мысли, что снова придется погрузиться во тьму наяву, в ушах застучали маленькие молоточки, отголоски пульса заметались по горлу.

– Давайте хотя бы до утра подождем?

– До утра подождем, – легко согласился он, но руки так и не разжал.

Не сказать, что это было удобно… нет, это точно неудобно. Он слишком близко, слишком сводит меня с ума, а я прижимаюсь к нему в одной тонюсенькой сорочке. До добра такое не доводит.

– Отпустите меня.

– Зачем?

Нет, он еще и издевается! Я рыбкой скользнула ниже, ушла под его локоть и… застряла. В смысле Анри сделал так, чтобы я застряла, – теперь верхняя половина меня торчала из-под его локтя, откуда открывался прекрасный вид на спину мужа, посеребренную лунным светом стену и уголок подушки, а нижняя тесно прижималась к его бедру: горячему, как каминная решетка. Его запах – запах родного мужчины – сводил с ума, направляя мысли совсем не в то русло. Интересно, от благоухания лаванды меня теперь всю жизнь в жар бросать будет? А когда зацветут поля, придется с бельевой прищепкой на носу ходить? Додумать никак не получалось, на смуглой коже пряный аромат горчил, сливаясь с тонким послевкусием шоколада. Широкая линия плеч, сильные руки, узкие бедра… Истинно мужская, сильная красота. Тот, кто ее создал, явно не подумал обо мне. Насколько сейчас было бы легче, окажись граф де Ларне невысоким, тщедушным хлюпиком. Лысым, с кривыми короткими ножками, как если бы все детство провел на бочке. И с пузом, как у Уитмора!

– Удобно? – весело поинтересовался супруг.

Я стукнула его по спине, насколько позволял замах.

– Ай.

– А будет ай-ай-ай, – честно предупредила я. – Если сейчас же не отпустите.

– Неужели рука поднимется?

– И даже нога, – добро пообещала я и в подтверждение своих слов попыталась его лягнуть. Разумеется, только нелепо дернулась.

– Сама же меня позвала.

Мог бы и не напоминать.

– Это было во сне. Вы отдаете себе отчет в том, что делаете во сне?

– Сны – отражение реальности. А я пришел, чтобы исполнить любое твое желание, как аарадж…

Я представила Анри, дымком выплывающего из носика потертой временем железяки, пару сотен лет провалявшейся в раскаленных песках. В чалме поверх выгоревших до белизны волос, поигрывающего твердыми мышцами, складывающего ладони на груди. Низким, с хрипотцой, голосом сообщающего, что теперь подчиняется мне до конца дней, – и расхохоталась. Смеялась так, что на глазах выступили слезы, а в носу защипало.

Он позволил сползти на подушки, склонился надо мной. И было в его взгляде что-то такое, что ни понять и ни объяснить словами. Только почувствовать. Но чувствовать рядом с ним?.. Мне не стоило смотреть ему в глаза, и я это прекрасно знала. Помнила, как быстро они затягивают – как медовый омут опьяненную дурманящей сладостью осу. И все-таки смотрела, не могла оторваться, погружаясь все глубже и глубже. Сама не поняла, кто из нас кого поцеловал: просто приподнялась на локтях, а он скользнул вниз. Провела по его губам кончиком языка, вспоминая вкус, – свежесть мяты, перебивающей непривычную горечь какого-то травяного настоя. Горячие… какие же они горячие, жесткие, подчиняющие и нежные одновременно. Лишающие последних сил в битве… Битве с кем? Разве что с собой. Я разомкнула губы, подчиняясь напору его языка, и задохнулась от жара, вливающегося в меня через бесконечно исступленный поцелуй.