Заклятые супруги. Золотая мгла

Дети, родители или возлюбленные — всякое чувство должно быть подвергнуто высмеиванию, порицанию и наказанию. Любовь — слабость, дружба — слабость, сильное общество можно построить только в условиях отсутствия привязанностей.

Я захлопнула книгу, чтобы убедиться, что держу в руках именно восьмой том, посвященный мааджари. Обложка знакомая, текст — нет. Я никогда такого не читала. Такое невозможно забыть. Облокотившись о стол, я сморгнула пляшущие перед глазами золотистые искорки и снова углубилась в чтение.

Институт брака у мааджари отсутствовал как таковой. Семьи в их обществе не создавали: ни традиционные, ни гаремные. Детей отнимали у матерей в раннем возрасте, мальчики и девочки обучались вместе, жизнь каждого из них с рождения и до самой смерти была сосредоточена на развитии и совершенствовании магии. Жестокие нравы обрубали своеволие и неповиновение на корню.

Все мы равны. Все мы бесправны. И так будет всегда.

Бросало то в жар, то в холод, глаза пекло, но я упорно листала страницы: одну за другой. Перебирала главу за главой, пока не наткнулась на изображение Храма. Художник постарался на славу: высокие своды, разукрашенные письменами и узорами. Резкие грани, скрещенные фигуры, острые углы и переплетение линий. Выложенная камнем дорожка вела к застывшему в центре Храма Божеству: женщине с раскинутыми руками, на одной клубилась тьма, с другой срывались лучи. Лицо и тело статуи разделялось нечеткой границей, правая половина была полностью черной, левая сияла.

Подпись на постаменте не разглядеть, зато ниже есть цитата.

С тебя начался род наш, и тобой он продолжится. И Свет, что живет в нас от тебя, заставит их преклонить колени. И Смерть, что живет в нас от тебя, обратит их в прах.

Под сводами Храма были выведены слова, которые взяли эпиграфом к следующей главе.

Подобно солнцу взойдем мы надо всем миром. Подобно солнцу сияют наши глаза. Подобно солнцу будем сиять мы, когда прольется кровь нечестивцев, ибо слабы духом они, не в пример нам.

Я изучала рисунок, отмечая выточенные из камня черты лица — надменные, угрожающие, резкие. Высокие каменные стены и арочные ниши проходов. И алтарь перед изваянием, на котором Богиня принимала свои жертвы. Лишение магии — высшая мера по законам мааджари.

Лишение магии. Как это возможно, если не с помощью силы… хэандаме?

Боль обожгла — резко и остро, прошила насквозь. Сначала вернулась память, затопила разум волной, грозя смести его вместе с последними крупицами самообладания. Потом вокруг расплескалось золото: ослепляющее, беспощадное, выжигающее. Жар вокруг меня нарастал, библиотека тонула в дымке золотой мглы. Четким в ней было только одно: лицо моего мужа. Я сдернула перчатку и содрогнулась — узор обручального браслета безумно напоминал начертания в храме мааджари.

— Ты так хотела его забыть, что я не удержался. Устроил тебе сон, в котором нет места солнечному мальчику. Зато показал много всего интересного. Я подарю тебе эту книгу наяву. Только попроси.

Сердце ударилось о ребра, стало нечем дышать. В тишине приближающиеся шаги Эрика грохотали, как марш на плацу. Не отрываясь, я смотрела на двери: пойманная в ловушку сна, полностью лишенная сил. Разум скулил, как запертый в горящем доме щенок, но сквозь него все-таки пробилась осознанная мысль. Мааджари — не просто легенда. Они существовали на самом деле. И их прародительницей стала…

— Дочь некромага и хэандаме.

Тишина. Мороз по коже — сквозь удушающий жар. От Эрика меня отделяла только хрупкая преграда двери.

— Вообще-то я ставил на тебя, Тесса. Надеялся, что ты отправишь де Ларне в долину теней. Но так мне тоже нравится.

Негромкий скрип, дверь открывалась дюйм за дюймом, ужасающе неторопливо, как если бы время замедлилось. Неясный силуэт в темноте: невысокая фигура, хрупкий профиль со сложенными у подбородка ладонями. И певучий голос, слишком звучный для мужчины:

— Здравствуй, милая. Как же долго я к тебе шел.

Кто-то тряс меня за плечи. С силой, ощутимо.

— Леди Феро! Леди Феро, проснитесь! Графиня!

Последний окрик прямо над ухом ударил с силой гонга, вытягивая из сна. Я дернулась, открыла глаза и уставилась на Гийома. Молодой человек застыл рядом: угрюмый, как дождливая ночь, брови сошлись на переносице. Какое-то время он вглядывался в мое лицо, потом виновато потупился и отошел. Опустился на стул, ероша и без того торчащие волосы, сцепил руки на коленях.