Я быстренько сдернула халат, завернулась в него и вышла из комнаты. Заперлась в ванной, уселась на край и вздохнула с явным облегчением. В конце концов, ну что он мне сделает? Привяжет, завяжет глаза? Так это мы вроде уже проходили. Станет издеваться так же, как и я вчера? Переживу. В конце концов, у нашего договора есть одно существенное ограничение — не причинять друг другу вреда.
Как бы там ни было, выходить я не спешила. Умывалась долго и с наслаждением, хотя никогда особо не любила сидеть в ванной, сегодня не вылезала из нее около часа. Вода успела раз десять остыть, приходилось несколько раз добавлять горячей. Все это время упорно пыталась собраться, ругала себя последними словами и жалела, что не взяла с собой щетку для волос: это дало бы мне еще минут пятнадцать. Вытирая мокрые волосы, которые от воды завились тугими пружинками, я кусала губы и смотрела на себя в зеркало. Нельзя же быть такой трусихой, я никогда такой не была!
Непонятно что со мной творится, когда рядом этот мужчина.
Из ванной я вышла, гордо вздернув голову. Пусть делает, что хочет.
В спальне меня дожидался не только муж, но и завтрак. Два небольших столика, накрытых тонкими салфетками, устроились прямо на кровати. На тарелках — неизменные рогалики из слоеного теста, надо отдать им должное, безумно вкусные, воздушные, с легким ванильным кремом. Порезанные дольками персики и клубника, несколько неглубоких соусниц. Какие-то чересчур толстые тосты, апельсиновый сок и кофе, без которого мой муж не начинал ни одного дня.
— Все-таки решили меня накормить?
Вместо ответа Анри указал мне на кровать.
В тот раз наш завтрак в спальне закончился ласками перед зеркалом, а когда я пришла в себя, все уже остыло. К счастью. Потому что ели мы тогда, как все нормальные люди, за столом. Сегодня, похоже, отвертеться не удастся. Ладно, лучше уж так, чем связанная, обнаженная и сгорающая от желания и стыда.
Я села на краешек кровати, потянулась к столику, но Анри похлопал ладонью по покрывалу. И все это — молча. Пришлось заползти на середину, устроиться рядом с ним. Я поискала глазами ленты, но не нашла. Неужели действительно будем просто есть?
Он взбил подушки, поставил их у изголовья.
— Устраивайся поудобнее.
Я подчинилась, и Анри поставил столик прямо поверх моих бедер.
— За последний день я непростительно много думал о тебе.
— И что надумали?
— Я скучал.
Я чуть не подавилась прожаренной корочкой. Закашлялась, но, к счастью, ненадолго. Анри же похлопал меня по спине. Тост оказался вкусным, не таким, какие мне доводилось пробовать раньше: мягкий хлеб, а в середине — запеченное в нем яйцо с жидким желтком. Я усиленно резала, накалывала, жевала, стараясь не смотреть на мужчину, сидевшего рядом. Не витай между нами тень расплаты, я бы, пожалуй, даже наслаждалась завтраком.
— Тереза?
— Что?
— Тебе нравится?
Нравится. Еда. Но не то, как вы на меня смотрите.
— Замечательные тосты.
— Я говорил про наше утро.
Наше?
Я метнула на него удивленный взгляд.
— И давно вас волнует, что мне нравится, а что нет?
Он кивнул.
— Справедливо.
Справедливо? О, Всевидящий…
— Волнует. Прямо сейчас.
Со мной творилось что-то странное — меня неудержимо влекло обнять мужа. Браслет сиял, а я уставилась в тарелку. Он же расправился с завтраком на удивление быстро, и теперь перебирал мои волосы, облокотившись на подушки. Сказать, что меня это беспокоило, — значит, ничего не сказать.
— Что вы собираетесь делать?
— А как ты думаешь? — Анри легко погладил меня по щеке, коснулся подбородка.
К счастью, я покончила с тостом, поэтому поперхнуться мне уже не грозило. Нет, рогалики в меня точно не полезут, несмотря на всю их воздушность.
Знаю же, что собирается мне отомстить. По глазам вижу.
Прежде чем я успела что-либо сказать, он взял из вазочки клубнику и обмакнул в соус. А потом ягода, зажатая между сильными пальцами, прошлась по моим губам — мягким ласкающим движением. От неожиданности и захвативших меня ощущений я задохнулась. Отпрянула, невольно облизнула губы, уловив тонкий сливочно-ванильный вкус. А по ощущениям сама превратилась в одну большую клубничину.
— Вы что творите?
Вместо ответа он погладил мои губы, слегка надавил. В глазах его сейчас полыхало пламя, и в нем отражалась я. Только я, как будто весь окружающий мир утратил четкость. Я невольно приоткрыла рот, чувствуя, как бешено колотится сердце, его пальцы на кромке губ.
Дико. Порочно.
И невозможно этому противиться.
— Возьми ягоду.
Я потянулась к его руке, но меня легко ударили по пальцам.
— Губами.
Какой же жаркий… и сумасшедший взгляд.
Уши сейчас просто сгорят! И хорошо, потому что я больше не услышу этих грязных гадостей.
Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и…
— Медленно. Втяни ее в себя.
Интересно, если я ему откушу палец, это будет считаться за вред? Ладно хоть не вижу его глаз, достаточно того, что чувствую, и так все внутри полыхает.