Я знал, что она сделает. Но это всё равно произвело эффект, схожий с внезапным ударом волны в спину.
Она вся передо мной. Знаю это. Но не смотрю ниже её лица.
Нечестной игрой мне достался такой приз. И брать его стыдно.
К тому же я не могу оторваться от её глаз. Они почернели и увлажнились.
Как там это называется? Тонуть?
Я не просто в её глазах тону. Как в топях вязну. И першит в горле, будто проглотил ложку кофейной гущи.
— Зачем ты напрашиваешься?
— Что мне сделать, чтобы ты меня простил?
Мне уже по-серьёзному стрёмно за её психику. Это вряд ли гормоны. Или коварная месть. В неё будто демон вселился. Говорит заготовленную кем-то речь.
Ну же, Соболева! Ты так хорошо держалась после всего, что произошло.
— Я ведь обманула тебя. А ты хотел меня наказать. Как мне избежать наказания? Я очень хочу, чтобы ты меня простил.
— Развеу менянужно прощения просить?
Усмехнулась.
— А у кого же?
— У Вани, разумеется.
Сглатывает, прячет стыд за наигранной ухмылкой:
— Он ещё маленький, всё равно не поймёт.
— А ты не словами проси. Действуй. Вот сейчас в очередной раз доказываешь, что не разучилась действовать.
— Может мы всё-таки вернёмся к более интересной теме? Хватит уже о детях, а?
— Хорошо, давай о деньгах. Ты за этим пришла?
— Нет.
— Врёшь.
— Ты совсем не смотришь на меня, Макс. Что с тобой? Даёшь повод усомниться в своей мужской полноценности. Проблемы? Больше не стоит?
— Неужели вчера не почувствовала, когда я тебя к стенке прижал?
Это было подло, но осекло её.
Как легко ей манипулировать. И как мерзко и сладко одновременно этой властью упиваться.
…тщеславие с бдительностью несовместимы.
Мой взгляд выходит из-под контроля.
Установленная планка для обзора не удерживает равновесия и просто валится вниз.
А следом за ней мой взгляд. Соскальзывает. И набрасывается на её голое тело.
Конечно, я успеваю охватить всё за долю секунды.
И я доволен как папарацци, который первым из всех своих коллег успел из-за куста щёлкнуть обнажённой популярную кинозвезду.
А затем я уже просто не могу остановиться. И запоминаю деталь за деталью.
Сначала натыкаюсь на припухшие соски. Возмутительно алые, будто вымазанные помадой.
Вниз, по решётке рёбер.
Удивительно, насколько эластично человеческое тело.
Она выкладывала видео с последнего УЗИ. Её голый живот был похож на купол обсерватории. С выпуклым шариком пупка на вершине.
А теперь всё так же, как было год назад.
В глазах светлеет от воспоминания. Прошлый июль. Дашка в хромовом купальнике. Лежит в ядовитой траве у бассейна. И впадина пупка, в которую закатилась капля воды.
Мне нравилась форма. Сверху узко, книзу чуть расширялась. И самое глубокое место пряталось под маленькой пластинкой кожи.
Каждый раз, когда я видел её голый живот, у меня до зуда в затылке возникало дикое желание просунуть палец в эту узкую продолговатую дырочку, пока кончик не скроется за этой самой пластинкой. И увидеть, как там, под ней, он шевельнётся…
…а ещё чуть-чуть потянуть на себя.
Ммм…
Тогда это казалось пошлым.
Теперь уже никогда не будет уместным.
Но мне становится приятно, что форма вернулась.
У неё появилась новая родинка справа над ключицей. В той самой россыпи, что похожа на созвездие Большой Медведицы.
Я всегда получал от Дашки пня за сравнение совокупности этих родинок с ковшом.
«Не мог придумать нормальную метафору? Одни дуршлаги на уме! Голодный что ли?»
Но теперь, когда появилась ещё одна, как раз в том месте, где ручка ковша обретает изгиб, это точно Большая Медведица. И я ловлю себя на мысли, что невольно усмехнулся.
Я успеваю остановить себя прежде, чем взгляд закончит скользить по диагонали от тазобедренной косточки.
И снова смотрю Даше в лицо.
Теперь она победно улыбается.
— Я знала, что не возьмёшь.
20. Макс
Вздрагивает от моего смеха.
— Просто решаю в какой позе. Повернись ко мне задом. Хочу и с той стороны оценить последствия беременности.
Растерянность. Обида.
Достаточно за то, что дразнит меня.
— Не блефуй. Ты терпеть не можешь татуировки.
Ах вот в чём было дело?
— Ты действительно думала, что когда разденешься, меня остановит эта хрень на твоём теле?
Какая же она ещё маленькая.
Шмыгнула носом. И чуть подалась назад.
— Через сколько смоется?
— Настоящая, — зло, глаза в пол.
— Не пизди, Чуточка.
— Пошёл на хер! Ещё раз назовёшь меня так, и я тебя ударю.
Оставлю на десерт.
— Хорошо хоть грудь додумалась не мазать. Ты понимаешь, что это может оказаться вредным для ребёнка? А если краска попадёт в молоко…
— Ты русского языка не понимаешь? Говорила же, я больше не буду его кормить.
Уже бесстыже изучаю её тело.
— Здесь красивый кусочек, — протягиваю ладонь и оставляю её на расстоянии в несколько сантиметров от Дашиной кожи.
Точно под рёбрами на спиральных нитях подвешены капли и морские раковины. Цепь из разноразмерных шариков спускается дугами вдоль живота.
Я веду пальцами по воздуху. В точности повторяя изгибы рисунка. Ниже и ниже.
Даша сбивчиво дышит. Она до предела втянула живот. Но отступить не смеет. И дрожит как пропитываемая ядом мошка в паучьей сети.