Заклятый друг (СИ)

Отбирает тарелку. Играется с собакой. Седлает его. Падает на землю.

Крон пытается подлезть ей под бок, чтобы добыть спрятанную под толстовкой тарелку. А Дашка хохочет.

Сдаётся. Бросает фрисби прочь.

Я помогаю ей встать.

— Замёрзла? — отряхиваю листья, прилипшие к волосам. На её румяных щеках полоска грязи.

Она сейчас похожа на сбежавшего из дома подростка.

Её хочется пригреть. Позаботиться. Научить.

— Когда просто стою — холодно.

— Пойдём домой. Ваня скоро проснётся.

— Ты побудешь с нами?

— Конечно.

Мы идём в сторону дома.

— Я придумала, где хочу провести медовый месяц, — она прижимает свои пальцы к моим, когда я беру её за руку.

— Так, я весь внимания.

— Ты рассказывал, что у тебя остался домик в деревне. Бабушкин.

— Соболева, там туалет на улице, и буржуйка вместо центрального отопления.

— Ты не справишься?

— Справлюсь, конечно. Но…

— Я умею вести хозяйство, я выросла в доме. Там будем только мы втроём. Воздух, грибы, тесные комнатки. Хотя бы пару недель, а?

Понимаю, что она не шутит. Соболева готова уехать со мной в маленький поселковый домик. И ей даже в голову не приходит, что все те наряды, которые она скапливала в гардеробной за время нашего брака, там ей будет негде носить.

Потому что Даша, которая не помнит, почему мы теперь вместе, не нуждается в этих нарядах. И плевать ей на то, кто как на неё посмотрит. Позавидует ли ей. Поставит ли лайк.

Ей не нужны мои деньги. Как и было раньше.

Она просто хочет, чтобы мы были вместе.

— Хорошо. Я завтра съезжу посмотреть дом. Сниму видео. И вечером вернусь, обсудим ещё раз.

— Спасибо, Макс. Я уверена, что нам там будет здорово.

Разуваемся. Доходим до ванной комнаты.

Она останавливается. Поворачивается.

Её лицо словно светится изнутри.

Она смотрит с безграничной добротой.

Как будто ей никогда и не надо было прощать.

— Давай сегодня, — она бодает меня лбом в грудную клетку, снова поднимает взгляд, — давай просто поспим в одной кровати, хорошо?

Даша любила меня.

И если бы я всё не испортил, этот день мог бы стать правдой.

Я снимаю часы и прячу в карман.

И смотрю на неё так, как тогда, в тот вечер.

С пустотелой похотью, оболочка у которой оголённые провода.

И с ненавистью спрашиваю:

— Можно я помогу тебе?

Соболева стоит спиной к двери. Я упираю ладонь рядом с её головой. И толкаю дверь.

Даша тяжело сглатывает. Свистящий вдох затыкает ей горло.

Наклоняюсь к уху. И пока веду ладонью по её бедру, словно задирая платье:

— Ты позволишь мне, Чуточка? Искупать тебя.

63. Макс. Прошлая осень

Лучше бы она не приходила.

Чтобы пережить черноту, нужно хорошенько её прощупать. Каждый квадратный миллиметр черноты.

А светлые вкрапления всё искажают. Даша своим появлением распыляет их на жизненное полотно целиком.

— Ты чего трубку не берёшь? Я же волнуюсь, — она перешагивает порог.

В коротком платье, которое открывает красивые бёдра с углублением между мышцами сбоку. Эта впадина отчётливо проступает, когда Даша наклоняется, чтобы расстегнуть босоножки.

— Не разувайся.

Даша поднимает на меня голову. И смотрит с беспокойством.

Да я и сам прекрасно слышу свой голос. Как эхо. Пустое. И невнятное. Будто слова не человек воспроизвёл, а тень.

Кажется, я сам себя жалею.

Нужно трансформировать жалость в ярость. И направить её на кого-то другого. Ещё живого.

— Там дождь был. Пока дошла от метро, заляпалась, — выворачивает ногу, пытается отряхнуть с тонкой щиколотки присохшую грязь. — Бесполезно. Коля сказал, ты здесь уже второй день зависаешь. И ни с кем не хочешь разговаривать.

— Не соврал.

— Значит, не только меня игноришь?

— Не только.

Она убирает чёлку со лба. Ей неловко. Всматривается в меня. Пытается отыскать хоть микроскопическую трещину, чтобы пробиться через эту глухую стену безразличия моего ко всему, даже к ней.

— Я пришла, чтобы побыть с тобой. Могу просто помолчать. Хорошо?

Трещин нет, но она всё равно пробирается в моё пространство. Затекает в мысли и чувства. Своим этим взглядом, интонацией, и ещё чем-то невидимым. Заставляя верить, что когда-нибудь у меня всё снова будет хорошо.

И я злюсь на неё за это. За способность влиять на меня в лучшую сторону.

— Давай не сегодня, Даш. Давай завтра.

И она добивает меня.

— Я завтра улетаю, Макс. В Перу. Серёжа вернулся раньше… Мы с ним улетаем.

Я готов.

Я сжимаю кулаки.

Чтобы ноут полетел в стену.

Чтобы зеркало разбилось на осколки.

Чтобы кресло проломило ламинат.

Чтобы бронзовая фигура пробила окно.

Я готов…

…запереть Соболеву здесь с собой.

И завтра, когда припрётся её жених, спустить его с лестницы.

Никуда её не отпустить.

…но это ничего не изменит.

Я беспомощен перед тем, чтобы заставить её меня любить.

— Тогда иди к нему. Зачем пришла? Вы не виделись полгода, — отворачиваюсь и иду к креслу. — Наслаждайтесь друг другом! Пока один не предал другого.

Она молча идёт за мной. Немного ждёт. Просто стоит. А я сижу напротив Маринкиного ноута, и застывшее изображение, мешанина из телесных цветов, с него излучает на меня травящие волны. Жжёт кожу на лице хуже открытого огня. Не уничтожая поверхность. А изъедая, как радиация, изнутри.