Заклинатель

Последние из освобожденных пленников распрощались с отрядом следующим полднем, на перекрестке двух проселочных дорог, посреди широкого хлебного поля с еще не налившимися спелостью колосьями. В обозе остались Звияга и еще одна рыжая девчушка лет двадцати.

– Дозволь с тобой остаться, княже, – скинув шапку, поклонился мужик. – Некуда мне возвертаться. Отца с матерью убили, выселки наши сожгли поганые, детей и жену в поле, когда бились, зарезали. Видеть этого места не хочу. Прочь уйду отсель. Дозволь с тобой, княже. Ты, вижу, господин добрый и разумный. А я работы чураться не привык.

– А здешнему боярину ты ничего за землю не должен? – на всякий случай уточнил Андрей.

– Так ведь татары… – напомнил мужик, словно это должно было все объяснить.

– Дядя Звияга… – напомнила о себе девушка.

– Аксинья еще к тебе просится, княже. Друга моего дочка. С другом выселки рубили.

– Ладно, – кивнул Зверев, – поехали.

К вечеру обоз прикатился в ставку. Встречать попавшего в полон, а теперь чудесным образом вернувшегося князя – и не просто вернувшегося, а с добычей! – вышли многие. Однако от расспросов воздерживались.

Андрей спешился возле часовни Сергия Радонежского, перекрестился, вошел в шатер воеводы Хворостинина, коротко кивнул:

– Здравствуй, княже. Я к тебе доложиться приехал. Какой-то олух недели две назад татар за Суру пропустил. А они, с добычей возвращаясь, мне в спину ударили. Людей многих побили, в плен меня и боярина Трошина захватили.

– И где теперича те бояре, князь Андрей?

– В земле, конечно. Закопали мы их за Сурой, в трех днях пути.

– Не попустили, стало быть, басурман на землю русскую, – встав, перекрестился воевода.

– Как же не попустили, колы они выселки одни сожгли да несколько деревень разграбили?

– Страшно не когда пограбят, а когда назад вернутся, князь Андрей, сел обратно в кресло Хворостинин. – Коли вернутся да сказывать станут, как легко добро с нас получить – вот то и страшно. От таких разговоров беды и случаются. Из-за них в новые набеги казанцы сбираются. А коли ушел хан за Суру да назад не возвернулся – то иным наука. Не ходи к русским, нет у них легкой добычи. Не уберегли людишек – плохо. Но татар не упустили – хорошо. Благодарствую тебе за службу ратную, князь Сакульский. О доблести твоей государю обязательно отпишу. Бог даст, и кто татар прозевал, тоже прознаем. А ты поезжай, княже. Тяжкая тебе ныне служба досталась. Отдыхай.

С боярином Трошиным они расстались перед Муромом – оказались у него там какие-то хлопоты. Добычу поделили пополам. То есть каждый сперва забрал из табуна своих коней, из обоза – свою броню и оружие, а все остальное – пополам. Андрей подозревал, что его немного обманули: как воеводе, ему наверняка полагалась большая часть. Но насколько большая – он не знал, а торговаться не умел. Пока не научился. Хотя тут нравы лихие – еще и не то делать придется. Причем со всей серьезностью. Скромность в этом мире не в почете.

Дальше Зверев покатился один, с Шамшой, Звиягой и Аксиньей. Но они, разумеется, не в счет. Слуги. От Мурома до Москвы девять подвод грохотали одиннадцать дней. В столицу князь заезжать не стал, сразу повернул к Великим Лукам. Погода стояла неплохая: облачная, с частыми мелкими дождиками. И не жарко, и дорога почти не размокает, и для земли полезно – засуха в этом году не грозит. На восьмой день пути, аккурат в дождь, Зверев увидел несущихся навстречу всадников. Троица коней явно не жалела – но даже с заводными лошадей таким аллюром загнать можно за день. Андрей посторонился, чтобы не забрызгали, натянул поводья. Ему показалось в гонцах что-то знакомое. И лишь когда те пронеслись мимо, он сообразил:

– Пахом! Пахом, стой!!! Дядька, ты куда?! – Он уже собрался броситься в погоню, когда троица сбросила скорость, развернулась. Андрей помахал рукой: – Хоть бы поздоровались! Отец, Боже мой, тебя не узнать. Что с тобою?

Боярин подъехал ближе, подслеповато прищурился. Смахнул дождевые капли с лица – и кинулся вперед, сдавил, как медведя в объятиях:

– Сын! Сынок! Андрюшка! – Звереву даже показалось, что он всхлипнул. – Сын, живой… Откуда? – Он, наконец, оторвался, стряхнул воду с бороды, сжал его голову ладонями, вглядываясь в глаза: Цел? Ты как, цел? Откуда, как вырвался?

– Как обычно, – пожал плечами Андрей. – Побили татар да назад повернули.

– Погоди. – Боярин перевел взгляд па обоз, на идущий позади табун из полусотни лошадей. – Да ты, никак, с добычей?

– Ты же сам учил, отец! – удивился Зверев. – Положено брать, коли победил.

– Ах ты, сорванец… Ты хоть знаешь, что государь уже повелел двести рублей на твой выкуп из казны выплатить? И мы с матушкой собрали… Хотя чего теперь?

– Так. А царь-то откуда знает?

– Я, как в усадьбу скакал, заехал, через Кошкина передал. А государь, как узнал, повелел заплатить. Коли не хватит, я доплачу… А, да, – опять спохватился Василий Ярославович, – ни к чему ужо. Ты ныне сам с добычей. Как же удалось? Нет, молчи. Потом расскажешь. Эти люди кто? Я их не знаю. Нанял с обозом управиться?

– Ко мне под руку попросились. В плену были.