Заклинатель

Невольница поднялась, задрала юбки, встала на четвереньки. Насильник пристроился сзади и тут же принялся получать удовольствие. Его жертва молчала и терпеливо ждала, когда все это кончится. А Андрей… Ученик колдуна вспомнил об одном очень хорошем заклинании. О заклинании, для которого нужна человеческая жертва. И он начал негромко нашептывать заговор Стречи, ночной богини, способный усыпить даже воду. Через несколько секунд и насильник, и пленница распластались рядом в пыли, мирно посапывая. «Не забыть бы потом девицу от заговора освободить», – отметил для себя Зверев и приготовился к долгому ожиданию. Он был не в том состоянии, чтобы бродить по лагерю и что-то, кого-то искать. Но если жертва пришла к нему сама – грех не воспользоваться.

Лагерь угомонился, по ощущениям князя, только изрядно за полночь. Остались гореть только два костра. Близкий, в лагере, для троих караульных и далекий, возле татарского конского табуна. Но от огня, понятно, в темноту смотреть не очень удобно.

Андрей перекатился, сел, прислонившись к колесу телеги, негромко заговорил:

– Встану со сном ранним, выйду во двор чистый, умоюсь водой колодезной. Потечет по мне вода хладная, с лица и на плечи, а с плеч на руки, а с рук во сыру реку, во глубокий омут, во черную вязь. Так и вы, веревки, с меня теките, прочь уходите, сухого оставьте…

Он пошевелил связанными руками, пытаясь стряхнуть путы, повторил заклинание еще раз, потом еще. Наконец веревки «потекли» – ослабли, перестали удерживать запястья, сползли с рук. И тут он обнаружил, что связанные в течение нескольких дней в одном положении руки затекли и ему почти не подчиняются. Впрочем, для смертоносного заклятия Мары особой ловкости и не требовалось.

Андрей опрокинул усыпленного татарина на спину, смочил палец в своей крови – из ссадины на ноге, – начертал басурманину крест на лбу, другой – на ямочке жизни, что меж ключицами, потом задрал халат и третий крест поставил на животе. Наклонился к самому лицу, прочитал заклинание Мары: заклятие смерти, вырывающее у человека душу, – и тотчас приник к губам несчастного. Татарин сделал выдох, Зверев – вдох, и…

… Наверное, так и чувствует себя наркоман после хорошей «дозы». Боль, усталость, жажда и голод исчезли полностью, мышцы налились силой, руки и ноги стали послушными, а голова светлой. Лютобор говорил правду: вся сила «испитого» человека перешла к нему.

Стараясь не шуметь, князь медленно подобрался к костру, снова произнес заклинание богини ночи – и караульные послушно повесили носы. Андрей уложил каждого на спину и «высосал», как губку, – не ощутив ни малейшего угрызения совести. На войне как на войне. Теперь он чувствовал себя словно олимпиец, спустившийся с небес. Мышцы дрожали от распирающей их силы, голова была светлой и бодрой, настроение перехлестывало через край. Он ухмыльнулся, тихо позвал:

– Са-абля… – Услышал ответный звон по правую руку, у обоза, и, осторожно ступая разбитыми ногами, пошел туда.

Захваченное на заставе оружие лежало на подводе. Здесь же, кстати, были и пищали, и бердыши. Стараясь не шуметь, Андрей вытянул из груды сабель свою, заговоренную – вместе с ремнем и всем воинским набором: ложкой, ножами, сумкой. Опоясался. Бердыш взял первый попавшийся, сверху.

На яркую луну набежало облако, ненадолго погрузив лагерь в ночную мглу, разогнать которую одинокому костру было не по силам. Но вскоре потусторонний белесый свет опять залил разбойничью стоянку, и Зверев увидел рядом с повозкой знакомое вислоусое лицо. Татарин безмятежно похрапывал, запустив руку юной обнаженной невольнице между ног. Наверное, избыток чужой силы ударил князю в голову подобно крепкому фряжскому вину – Андрей не утерпел, перехватил удобнее бердыш и похлопал бандита по плечу:

– Слышь, мужик. Сапоги мои где?

– Чего? – Сонный татарин поднялся, опираясь на руки.

Зверев качнулся назад, взмахивая своим огромным топором – и голова разбойника подпрыгнула, скатилась с плеч и упала прямо на девицу. Андрей насилу успел зажать ей рот, приложил палец к губам:

– Ти-ихо… Оружие на телеге. Можешь взять. Но только тихо!

Невольница вроде притихла. Князь отпустил ее, быстро пересек лагерь, начал взрезать веревки на пленниках – и почти сразу понял, что проку с холопов не будет. За минувшие дни руки их онемели, затекли и совершенно не двигались, ноги были сбиты в кровь, сами они от голода и жажды ослабли чуть не до беспамятства. Зато в лагере оставалось немало других невольников. Если татар набиралось что-то около сотни, то рабов они нахапали, пожалуй, вдвое больше. Андрей пошел по стоянке, вспарывая веревки на руках мужиков и баб, девок и детей, непрерывно приговаривая свистящим шепотом:

– Тихо-тихо-тихо-тихо… Оружие там, возле костра на телегах…