Заклинатель

Покрутившись с четверть часа перед этим домом, Андрей понял, что проку от его стараний не будет. Ломиться в гости в незнакомый дом — неприлично, так он ничего не добьется. Был бы повод хоть какой — а то что сказать? «Здрасьте, вы меня не знаете, но я хочу познакомиться с вашей женой?». Ха-ха три раза. Надеяться на то, что хозяйка куда-то выедет — тоже наивно. То есть из дома она, конечно, выезжает. Но вероятность того, что она отправится в поездку именно сейчас… Зверев махнул рукой, поворотил коня и пнул его пятками в бок, направляясь к центру.

Обзорная экскурсия по городу особой радости ему не принесла. Единственными узнаваемыми строениями здесь были сам Кремль и огромная колокольня Ивана Великого, скребущая, казалось, самое небо. Крепостные башни, правда, еще не имели своих зеленых островерхих шатров — зато над стенами тянулись длинные деревянные навесы, защищающие раздвоенные, подобно змеиным языкам, зубцы от стрел и дождя. На Спасской башне почему-то не было часов, хотя Зверев готов был поклясться, что во время приема он слышал бой курантов.[25] Остальная часть города: дворы, храмы, дворцы, торговые лавки — вообще все было деревянным. Кроме земляного вала. Но и на том крепостная стена стояла бревенчатая.

Разумеется, что-то интересное Андрей мог и пропустить — город все-таки огромный, больше ста тысяч населения. Всех улиц не объедешь. Но то, что увидел — особо его не впечатлило. Деревня деревней. Хотя и бескрайняя.

На одной из торговых улиц он присмотрел себе замшевую поясную сумку, похожую на патронташ к винтовке, надел ее на ремень. Заодно купил симпатичный платок с набивным рисунком и архангельскую пороховницу с тонким носиком, вырезанную из моржового клыка. Она и на вид была куда приятнее, чем его самоделка, и в использовании удобнее: меньше пороху просыпает. В одной из лавок соблазнился выпить чаю — но после сбитней и кваса привычный с детства напиток показался совершенно безвкусным.

В заключение прогулки лошадь сама принесла его на знакомую улочку, к высокому, плотно сбитому частоколу, проникнуть за который не было никаких шансов. Немного погарцевав перед воротами, Андрей увидел медленно бредущую по улице сгорбленную нищенку, закутанную в темные платки почти до пояса, со сделанной из соснового корня узловатой клюкой.

Он спешился, нашарил в сумке медную полушку:

— День добрый, бабушка.

— Ох, кому добрый, а кому и маковой росинки с утра не перепало, — профессионально плаксивым голосом отозвалась бродяжка.

— Возьми, на маковую росинку этого должно хватить, — показал ей монету боярин, и сам не успел заметить, как денежка испарилась из его рук.

— Благодарствую тебе, мил человек, — принялась кланяться нищенка. — Век за тебя Бога молить буду…

— Скажи лучше, чей это дом?

— Этот, что ли? Дык, хозяюшки Людмилы Шаховской.

— Что, хозяина, что ли, нет?

— А нету, родимый. Князь Петр — он все в отъезде да в отъезде. Ох, изголодалась я, ох, изголодалась. Пойду, куплю себе короч…

— Подожди. Ты ее знаешь?

— Кого?

Зверев вздохнул, полез в кошелек.

— А-а, княгиню Людмилу? Да, бывала я в их доме. Хозяюшка к нам милостива: и покормить велит, и спать в людской положит. Бывает, и копеечку даст на дорогу. Копеечку…

— Алтын, — ответил Андрей. — Алтын, коли придумаешь, как мне с нею увидеться.

— А чего тут думать-то, ясный сокол? Как хозяюшка в храм на молебен отправится, ты ее и встреть на улице, поклонись. Проводи до храма-то, поговори.

— О чем я с ней поговорю? Я ее и не знаю совсем.

— Как о чем? Да о том, о чем бабы все завсегда слушать готовы бесконечно. О том, как красива она. Что за глазки прекрасные, что за пальчики тонкие, что за голос чарующий. Нечто слов не найдешь, ясный сокол?

— Все бы хорошо, да не знает меня хозяйка. Как я к ней подойду? Испугается незнакомца.

— А ты не пожалей денежки, дитятко, — с некоей долей ехидства ответила нищенка, — я ей и расскажу все без утаечки. Что зазнобой она стала в сердце молодца доброго, что не ест он, не пьет, не спит, а лишь в окна ее заглядывает. Что нет ему ни дороги, ни шляха, ни тропиночки. По какой ни двинется — ан все к ее двору ведут, сворачивают.

— Точно расскажешь? — достал еще монету Зверев и кинул попрошайке.

— Расскажу, касатик, расскажу, соколик ясный. Постучусь Божьей милостью, приду за словом ласковым да о том и поведаю.

— Увижусь с хозяйкой — алтын твой, — подвел итог разговорам боярин.

— Увидишься, соколик. А хочешь, завтра и увидишься. Подъезжай сюда на рассвете. Я со двора аккурат с солнцем выйду да тебе про то и поведаю. Когда хозяюшка поедет, куда направится. Тут и встретишься.

— Ладно, — усмехнулся Андрей. — Поверю. До утра.

Новым днем он поднялся в доме боярина Кошкина, наверное, самый первый. Надел атласную рубаху и вышитую ферязь, штаны из синей тафты, красные сафьяновые сапоги, достал из походного узла епанчу, крытую тонким коричневым сукном и подбитую норкой. Зверев никак не мог привыкнуть, что в парадных нарядах напоказ выставляется не драгоценный мех, а всего лишь сукно. Но так, наверное, ощутимо теплее.