Свет озарил просторную комнату, лампы в торшере и люстре мигнули, тихо загудел компьютер, и по его экрану проскользнула рябь — то ли какие-то символы, то ли неясное изображение. С резким щелчком включился древний телевизор, и голубое его око, тусклое и пыльное, уставилось на меня будто глаз циклопа, разыскивающий Одиссея. Лампы в торшере и люстре внезапно погасли вместе с компьютерным монитором, зато мои часы заиграли бравурную мелодию — тии-тии так, таки-таки! — а телевизор разразился хриплым шумом атмосферных помех. Ищет акустический канал, — мелькнуло у меня в голове вместе с мыслью о том, что пентюх у Глеб Кириллыча совсем уж старый — может, со звуковой картой, да без динамиков.
Экран телевизора засветился ярче, и раздался Голос. Четкий, монотонный, рокочущий…
— Сканирование информации завершено. Готов к возоб новлению контакта. Сергей Невлюдов — теплый сгусток — человек — подтвердить связь.
Надо же, человек! — подумал я. Выходит, литературные штудии пошли Константину на пользу! В следующее мгновение я сообразил, что представляю его уже иначе, не как синекожего пришельца с хоботами, а в виде аморфного дымного облака, что истекает из пустоты в пустоту. Джинн, но сотворенный не Аллахом, а чародеями с далеких звезд… Этот навязчивый образ стучался в сознание, и я, усмехнувшись, принял его, позволив укорениться в почве памяти.
Наитие!.. Или откровение, смутный отблеск завтрашнего дня… Coming events cast their shadows before, как говорят британцы: будущее бросает тень перед собой.
Экран телевизора мигнул, и с подоконника опять пророкотало:
— Сергей Невлюдов — человек — подтвердить связь.
— Подтверждаю, — отозвался я.
Интересно, как он считывает звук? Микрофонов в комнате не было, но акустические колебания воспринимались стенами, оконными стеклами, лампами в люстре и всей обстановкой, включая начинку приборов и провода. Энергия, что доставалась им, ничтожна, но в принципе каждый проводок или, к примеру, конденсатор в старом телевизоре могли являться акустическими датчиками. Я попытался прикинуть в уме чувствительность такой системы, но тут услышал потрясенный вздох.
— Эта… этот… — пробормотал Ахмет, бледнея и путаясь в русских словах, — что он есть? Аллах милосердный! Он… оно…
— Мой персональный Джинн, — заметил я. — Тот самый, которого нужно очеловечить. Правда, время сейчас неподходящее. — Повернувшись к подоконнику, я произнес, четко выговаривая слова: — Для абонента, который на связи с Сергеем Невлюдовым. Предложение: прервать контакт. Возобновить через четыре часа.
— Принято.
Голос смолк, и в сей момент в дверном проеме нарисовался Глеб Кириллыч — с подносом, заставленным тарелками и чашками, и в клетчатом фартуке цветов клана Мак-Дугал.
— О чем базар, благородные сэры? И как насчет кофе? — Тут он заметил мерцающий экран и произвел какой-то странный звук, что-то похожее на изумленное гудение шмеля. — Матка боска ченстоховска! Это что ж такое деется? Реанимация трупа в зомби или явление призраков? Ящик-то даже не включен!
Прозрачная голубизна экрана сменилась мертвым серым блеском.
Я подскочил к Глеб Кириллычу, перенял поднос во избежание катастрофы и объяснил:
— Опыт по электростимуляции старинного прибора токами живого организма. В данном случае моего. Надо же как-то развлечь гостя!
— Кажется, ты его развлек на славу, — буркнул Миха лев, поглядев на бледного Ахмета. Потом перевел глаза на меня. — А прежде ведь, голубь, за тобой паранормального не замечалось. С чего бы это?
— Прежде я ром с утра не глушил.
Взгляд Глеба Кириллыча метнулся к телевизору.
— А если еще принять, повторишь? На бис?
— Часто нельзя, — заметил я. — Ослабнет сцепление с ре альностью.
Хмыкнув, Глеб Кириллыч принялся расставлять тарелки с угощением и разливать кофе. После первой чашки Ахмет слегка отошел, выслушал пару свежих анекдотов, долго размышлял над ними, потом допер, развеселился, выпил вторую чашку и начал с изысканной восточной вежливостью хвалить бодрящий напиток, вафли, халву и хозяйское гостеприимство. Затеялся легкий светский разговор; Михалев расспрашивал гостя про шербет, пилав и восточных женщин, про злачные места Багдада и какую-то особую мечеть, построенную якобы Харуном ар-Рашидом. Потом как-то само собой беседа скатилась к событиям последних лет, к войнам с янки и с Ираном, к курдскому мятежу, авианосцам в Персидском заливе и прочим знамениям времени, но тут Ахмет признался, что слышал об этом по телевизору и вычитал из газет, ибо на родине не был лет шесть, а то и поболе. К тому же он не солдат, а харис, телохранитель и — хвала Аллаху! — не воевал с американцами, тем более — с Ираном, ведь драться с единоверцами — грех и несмываемое бесчестье.
— Не воевал, но убивал? — полюбопытствовал Глеб Кириллыч. — Только паршивых собак, — ответствовал с мрачной усмешкой Ахмет; и виноват ли он в том, что этих собак нынче такое множество? Песка не хватит кинжал оттирать… Впрочем, можно и без кинжала!
Тут он сделал движение пальцами, будто сдавливал чей-то кадык, и выпил третью чашку кофе.