Заклинатель Ос

В разговоре участвовали руки от кончиков пальцев до локтей, голова, шея, коленки, грудь, но больше всего работы выпало лицам. Они лучились, застывали, морщились, гримасничали, румянились.

Из-за стола влюблённые встали с хорошо размятыми, как говорят спортсмены – разогретыми мышцами лица. Сейчас Николаша легко сумел бы изобразить движением бровей четыре степени удивления и семь (только вдумайтесь!), семь оттенков восхищения. Что уж тут говорить про улыбку! Улыбкой он смог бы рассказывать длинные анекдоты с непечатными выражениями. И уже было начал, но тут Лера вспомнила кое-что из английского:

– Что сегодня делаем, Николя? Куда едем?

– Ты лучше пройдись пока по магазинам, а я отлучусь на кафедру. Встретимся часа в два. Хорошо?

– Да, Николя. А где? Где ты мне назначишь свидание, дорогой?

Коля задумался. К такому выбору он всегда относился вдумчиво. Неправильное начало рандеву могло привести к затягиванию процесса и даже к решительному «нет». Ещё в Москве, будучи курсантом, Николай взял за обыкновение назначать девушкам встречи в метро, причем с глубоким смыслом и внутренней логикой.

Летом, в хорошую погоду он иногда говаривал кудрявым, фигуристым хохотушкам: «В восемь тридцать у чаши, форма одежды – легко расстегивающийся лифчик. Не опаздывай». И сам являлся с дорожной сумкой, в которой лежал клетчатый колючий плед, бутылка белого саперави и пачка молочных сосисок.

У чаши – это в переходе между «Курской»-кольцевой и «Курской» же, но радиальной. Чаша – опора цвета бронзы в переходе метро, выполненная в виде большой, раскидистой, уходящей в потолок вазы. Девушки не опаздывали, приходили вовремя и ехали с Колей электричкой до тенистых берегов реки Лопасни, где у них на колючем пледе легко расстегивался лифчик.

Умным девушкам в очках Николаша говорил так: «У круглой головы в восемнадцать пятнадцать. Сначала пойдём в театр». У круглой головы – это у круглой головы и есть. На станции метро «Площадь Ногина» стоял бюст затерявшегося в анналах истории Ногина. Сейчас уж не все и название станции вспомнят, не то что имя революционера.

Интеллектуалок Коля вёл на Малую Бронную улицу и показывал спектакль «Дон Жуан». Там со сцены артист Казаков, игравший заглавную роль, аргументированно убеждал умниц в необходимости срочно отдаться Коле под бутылку красного саперави и, опять же, пачку молочных сосисок.

Романтических, возвышенных девушек с неопределённостью во взоре Коля вызывал «под синее небо». Станция метро «Октябрьская»-кольцевая напротив эскалатора наверх. На этом месте можно увидеть ворота с кованой решёткой, за которой простирается бездонное, чистое и ясное небо. У «синего неба» романтические девушки, которым вечно хочется податься на край света, глубоко вздыхали, глаза их начинали блестеть – и парочка тут же отправлялась на ужин с бутылкой "саперави"…

Сейчас Николай пытался определить, где следует назначать свидание Лере Новиковой. До края света они уже добрались, убеждать в чём-то Дон Жуану уже поздно, тащиться до Лопасни не сезон…

– Я буду ждать тебя на Левом берегу, перед Домом инвалидов, потому что себя им как раз и чувствую. Напоминаю, в четырнадцать часов.

– Кем? Кем ты себя чувствуешь?

– Инвалидом…

– А что с тобой случилось?

– Обострение. Обострение хронического недуга с названием… – Коля поднёс руку к груди. – Мне кажется, этот недуг и у… Я не опоздаю. Поболеем вместе.

Глава 5

Основательную пластическую операцию тогда решили не делать. Немного подтянули щёки, подрезали нос, изогнули брови – и всё, иди гуляй. Вот тебе ключи от списанных служебных «Жигулей», вот от квартиры в Орехове-Борисове, чтобы в центре не отсвечивал. Вот содержание, сколько положено по штатному расписанию, и до свидания. Ожидай в резерве, мы, когда понадобится, позовём. Да, ещё, чуть не забыли, – документы. Паспорт тебе новый, водительское удостоверение, справки… Имя не перепутай – Челюскин Никитий Никитович. Привыкайте, Никитий Никитович.

– А Никитий – это не опечатка?

– Нет, – ответили в кадрах. – У нас опечатки исключены.

К провалу хороший агент должен быть готов всегда. А тот, кого сейчас называют Челюскин, был одним из лучших в своём деле. Поэтому его не смогли взять. Когда перебежчик начал сдавать агентуру, как бутылки после хорошей пьянки – с грохотом и боем, он успел скрыться. Автомобиль бросил в Колорадо, дальше товарным поездом в Техас к мексиканской границе, пересёк её пешком с контрабандистами и сел в Акапулько на российский сухогруз, который направлялся в свой порт приписки – Новороссийск. Сам-то ушёл, а семья, хоть и залегендированная, но всё-таки родная: двое ребятишек, жена и тёща, – осталась в стране пребывания. Остался и бизнес, пусть по заданию Центра выбранный, но своим трудом на ноги поставленный. И честно нажитый дом, шестнадцать тысяч кредита банку ещё отдавать. Брошена собака, любовница, друзья… Там, «в поле», осталось всё, что составляет нормальную человеческую жизнь.