ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

У ворот их большого двора он увидел толпу соседей. Они злорадно шептались. С его появлением скорбно умолкли. Как на похоронах. Морозная дрожь хлынула от крестца вверх по спине Омара. Сестренка ревела у когото на руках. Год назад у него появилась сестра, и по настоянию Омара ей дали имя Голе-Мохтар. Девочка рванулась к нему. Омар схватил ее, прижал к груди, двинулся, шатаясь, к дому.

- Несчастный! Где пропадал? Видно, и впрямь ты сделался бродягой.- Мать, желтая, растрепанная, в кровоподтеках, в глубоких царапинах на носу и щеках,- будто вот сейчас ее истязала толпа за воротами,- встретила сына темным отрешенным взглядом.- Ступай к отцу, он в мастерской. Дочка, иди ко мне. Иди, детка, не бойся. Ну? Я уже успокоилась...

Двор загажен конским навозом, засыпан клочьями сена. Такого у них никогда не бывало. Хорасанцы - народ чистоплотный. Ибрахим, увидев сына, встал, заковылял навстречу, припал, несмело всхлипывая, к его плечу.

- Отец! Что случилось?

Ибрахим пугливо оглянулся на работников, молча толпившихся под навесом.

- Ох, сын мой! Аллах наказал нас за нашу греховность. Мастерскую... берут в икту.

Омар знает: икта - пожалование, которое то или иное лицо получает от властей за свои заслуги перед ними. Обычно в икту отдают посевную землю, и владелец ее - иктадар взимает с крестьян в свою пользу подать деньгами и продовольствием, которую прежде община вносила в царскую казну. Но в икту передаются также и доходы с разных заведений, торговых и ремесленных: с бань, мельниц, с лавок на базаре, караван-сараев, мастерских и даже - с целых городов и областей. Смотря по заслугам.

- Ну и что? - удивился Омар.- Из-за этого столько шума? Не все ли равно, кому платить законный налог - государству или иктадару. Так и так платить.

- Нет, сын мой, не все равно.- Ибрахим, весь в слезах, покачал головой.- В жизни нашей не все делается так, как указано в мудрых законах. Уплатив государству положенную подать, ты спокоен: оно не тронет тебя до следующего года. Если, конечно,- он оглянулся,- у власти добрый правитель, а не безу... кхм... не бич божий вроде покойного Махмуда Газнийского,- мир его праху. Иктадар же... ведь он,- Ибрахим оглянулся в страхе,- он... своеволен. Наш иктадар - важный сельджукский начальник. Как его? Рыс... Рысбек, да смягчит аллах его жестокое сердце! Явился утром с целой ордой конных головоре... храбрых воинов. Господи, помилуй! Плетью меня отхлестал. И сразу требует: "Освободите дом". Мол, старуху-мать свою хочет в нем поселить и прочих родичей, коим не терпится в городе жить. А мы вчетвером будем ютиться в чулане при мастерской.

Омар закусил губы. Вот как. Будь ты хоть трижды учен, как Сократ, Платон и Аристотель, вместе взятые, не только знай все о звездах - сто раз побывай на них, все равно какой-то грязный невежда, который не может отличить Вегу от сверкающей сопли у себя под носом, имеет право с громом вломиться к тебе и выгнать из дому.

- О аллах! - вздохнул Ибрахим.- Еще он велит приготовить назавтра, к утру, тысячу золотых. Где я их возьму? Я кто - богатый торгаш или князь? Пятьсот динаров, даст бог, наскребу, а тысячу - нет, не сумею. Пусть рубит голову,- если на то будет божье соизволение. Ничего не поделаешь, сын мой. Надо терпеть. Судьба.

- Может, плаху еще приготовишь, на которой тебе голову будут рубить?- возмутился Омар его трусостью, скотской покорностью.

- И топор заблаговременно наточишь?

- У них топоры свои...

- Иди к городскому правителю! Пусть окажет помощь.

- Ходил уже, сын мой, ходил! - Мастер в ужасе за- катил глаза. Словно взглянул на петлю над собою.- По его-то наущению главный судья и назвал сельджуку мое заведение. У Рысбека грамота с печатью султана. Вот и вписали нас в эту проклятую грамоту. Что делает люд- ская зависть.

- На сколько лет?

- На десять...

Да, дело плохо. Тут не то что волосы рвать, платье драть - от обиды грудь раздерешь до сердца! Икта - пожалование временное, и жадный иктадар, пока у него власть, постарается выжать из мастерской сколько сумеет. И выжимать он будет всеми способами. За десять лет, видит бог, он дотла разорит доходное заведение и загонит семейство Ибрахима в могилу.

Омар уныло огляделся. В глазах работников - сумрак. Ибрахим, конечно, хозяин прижимистый, но все же он - свой. Он лучше, чем чужак, свирепый сельджук, который теперь не оставит их в покое.

- А где... Ферузэ?- встревожился Омар, не увидев ее среди них.

- Увел, увел иктадар!- Ибрахим махнул рукой. Только первый день, и уже началось...

- Да? - Какой-то не свой, писклявый голосок. Ноги Омара сделались ватными. Он, внезапно ослабевший; схватился за опорный столб навеса и криво сполз под него, попутно ударившись головой о тупой сук. С разбитого затылка на шею заструилась кровь. Началось? С исчезновением Ферузэ для него что-то кончилось.

- Сын мой,- хмуро сказал Ибрахим.- Немало средств я потратил на твое учение. Теперь ты сам должен себе помочь. Себе и мне. Не пора ли подумать о службе?

Омар - о своем:

- Как же мы все уместимся в чулане? - Сколько раз он бывал в нем с Ферузэ? Нет, он не сможет там жить.