ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

- Им - не вырвешь. Вырви лучше мне.- Он взял ее за голову, склонившись, зарылся в густые блестящие волосы.- Прощай. Я должен уйти.

Встрепенулась:

- Куда?

- Далеко. Очень... далеко.

- Вернешься?

- Н... нет, скорее всего.

- А я? Как же я?!

- Ты?- Он отстранил ее.- Сиди в юрте. За мной не ходи. Потом все узнаешь.

Уходя, уже на тропе, он услышал ее пронзительный горестный крик:

- А точильный камень?

Курбан, не оглянувшись, махнул рукой. Какой точильный камень? К шайтану. Сердце его превратилось в шершавый точильный камень, о который с отрывистым визгом шаркает стальное лезвие обиды.

На бугре - оживление. Курбан заспешил: пожалуй, визирь уже здесь. Явился. На свою голову.

Да, визирь явился. Он больше не мог находиться в неясности. На улице - светопреставление, а ты сидишь в глухом, без окон, запертом чулане. Нестерпимо! Им нужна приманка? Хорошо. Я буду ею. Пора их выявить. Выявить - и выловить.

Курбан подобрался ближе.

Визиря заслонял от него столпившийся народ. Насупив брови, осторожно скользя холодными глазами влево и вправо, Низам аль-Мульк, в своей обычной дорогой одежде, терпеливо внимал рассказу царского звездочета о каких-то башнях и астролябиях. Сопровождаемые толпою, они ходили по бугру, что-то мерили танапами, отмечали кольями. "Звездный храм, Звездный храм..."

Нехорошо Курбану. Вот, люди думают о земном, хоть и говорят о звездах,- думают, что-то делают, что-то хотят построить. Староста поведал вчера: Омар намерен создать в Звездном храме новый календарь, при котором, если и не наступит рай на земле, то народу будет хоть какое-то послабление.

"Народу. Простому люду. Таким, как мы с тобою". Бедный старик. "Уже сейчас, еще не построенный, Звездный храм принес нам удачу. Стали досыта есть, и то великое благо". И хашишин Курбан должен все это сокрушить одним ударом своего тесла. Хотя мог бы, с его же помощью, укрепить стены Звездного храма.

И вдруг с жутью, с ледяной, как зимний ветер, ясностью, исмаилит осознал: он ничего не сможет сокрушить. Он может убить одного человека, пусть человек этот - видный и важный. Но разве с гибелью одного человека погибнут все звезды и звездочеты, звездные храмы и календари?

"Зачем я здесь, почему я здесь?"

- Почему медлишь? - прошипел ему в ухо второй.

- Я... не могу, я хворый.

- Давай!

- Не могу! Видишь, он обступлен со всех сторон. Боюсь - промахнусь.

- Шевелись! Учти, мое прозвище - Яростный Шмель. Слыхал?

Слыхал. Скорпион веры слыхал о его подвигах. О них в страхе шептались на низших ступенях секты.

- Я... хворый. Боюсь...

- На, сделай пару затяжек.- Яростный Шмель сунул ему из-под полы медный горячий чубук.

Вот чего не хватало Курбану! Он жадно припал к заветной трубке и сделал не пару - три пары глубоких затяжек.

- Хватит, окосеешь. Давай!

Закончив осмотр работ и беседу со звездочетами и строителями, визирь, удовлетворенный, собрался ехать ко двору. Вот и все. Никаких исмаилитов. "С чего это стали страхи тебя донимать? - сказал он себе с грустной усмешкой,- Стареешь, Абу-Али Хасан,- вспомнил он свое настоящее имя, давно забытое всеми за пышным титулом Низам аль-Мульк - Порядок державы. Почему ты решил; что вслед за бегством Рысбека сюда тотчас пожалует хашишин? Хасан Сабах человек злой, но не совсем же дурак. Ему лучше жить с нами в мире, получать золото и не тревожить нас".

Доволен и Курбан. Обошлось. Ничего не случилось. Пусть едет визирь. А с этими двумя паршивцами, "пауком" и "шмелем", Курбан, сын Хусейна, как-нибудь управится сам...

Визирь спустился к коновязи, где слуги уже приготовили лошадь в роскошной попоне.

Между коновязью и почтительно замершей толпой открылось свободное пространство, и Курбан, скорей бессознательно, чем с умыслом, прикинул расстояние от себя до Низама аль-Мулька.

И тут он почувствовал на себе чью-то улыбку. Экдес? Она почему-то тоже здесь, в толпе. Но она не улыбается. Экдес глядит на Курбана огромными от ужаса глазами. Они у нее от природы разные - серый и карий, и от этого ужас в них - немыслимо дикий. Неужели, подумал Курбан, у него от хашиша так страшно изменилось лицо?

Нет, не Экдес. Ему улыбался... четвертый. Маленький тощий человечек с морщинистым желтым лицом. Но жилистый, крепкий. И всегда веселый. "Озорной Клоп". Тот самый, который всего несколько дней назад собирал его в путь. И, благодушно посмеиваясь, рассказывал, как он попал к хашишинам: