Не лучше и юлианский календарь, которым пользуются в Европе. Он слишком удлинен. По христианскому календарю год длится 365 дней 6 часов - на 11 минут 14 секунд дольше, чем один оборот Земли вокруг Солнца. Из ежегодных мелких погрешностей за 128 лет набегают лишние сутки.
Куда их девать? Церковники против изменений в календаре, утвержденном еще Юлием Цезарем 1125 лет назад. Ведь известно, что самые тупые люди на земле - богослужители.
Омар вернул год к Наврузу, празднику весеннего равноденствия - 21марта, когда Солнце в полдень вступает в созвездие Овна.
Здесь, в Звездном храме, Омар доложил визирю:
- Мы предлагаем календарь с 33-летним промежутком времени, из которых 25 будут иметь 365 суток каждый и 8 по 366 суток, что означает продолжительность года в 365 суток 5 часов 49 минут 5,45 секунды. Високосными годами должны быть четвертый, восьмой, двенадцатый, шестнадцатый, двадцатый, двадцать четвертый, двадцать восьмой и тридцать второй. Ошибка всего в один день наберется теперь за пять тысяч лет. Для повседневной.человеческой деятельности, ваша светлость, один день в пять тысяч лет не имеет значения.
Простой календарь, ваша светлость, стройный, очень удобный. Конечно, над ним стоит еще подумать. И мы подумаем о високосах, внесем со временем в них уточнения.
Но народ, ваша светлость не может ждать. Ему надо пахать и сеять, снимать урожай. Надо жить. Пусть великий визирь напишет указ о новом календаре. Назовем его "Летосчислением малики или джелали" в честь нашего славного султана. Он будет доволен. Через десять дней как раз наступает солнечный новый год, праздник весеннего равноденствия. Удобно сразу ввести новый календарь.
- Э! - уныло скривился визирь.- Минуты, секунды. Что могут решить на земле какие-то дохлые секунды?
- Как? Из них, секунд, слагаются часы и сутки. Годы, Века, тысячелетия. Вечность, сударь, состоит из секунд.
- Указ, конечно, нетрудно написать. Однако...
- Что значит - однако? Нужно! Вы же сами затеяли это дело. Для чего же тогда мы старались?
- Вот именно: для чего?- вздохнул визирь.- Изменить календарь - это мы можем. Но ни секунды, ни минуты, ни века, ни тысячелетия ничего не меняют в человеческой природе.
И вправду!
Омар видел мир земледельцев, которые с детства знают: не посеешь - с голоду умрешь и в поте лица, по слову писания, добывают хлеб. Для себя и для других.
Видел он и мир мастеров, создающих все необходимое: топор, мотыгу, молот, нож, посуду, ткани, украшения.
И видел мир ученых, врачей, художников, зодчих, поэтов, учителей, певцов, канатных плясунов - их умение тоже служит человеку.
Но где-то возле них и средь них, вокруг и над ними копошится мир иной, плохо известный Омару: мир бездельников, дельцов-ловкачей, умелых льстецов, неумелых работников, скользких выскочек, проныр-краснобаев, убогих писак и всякого рода толкователей всякого рода явлений, которые, не производя на свет ничего, кроме хворых и глупых детей, все же - живут и живут, по слухам, припеваючи.
За счет чего? И зачем? Бог весть. Они все казались ему проходимцами и мошенниками. Таким не нужен точный календарь. С любым календарем им хорошо.
Ну, что ж. Где растет гордый рис, в той же почве, в той же воде благоденствует и поганый ручейник. И это неотвратимо. Нет никакой возможности удалить сорный злак. Лишь тогда, когда нужно приготовить плов, хозяйка, терпеливо перебирая зерно, отделяет мелкие глянцевито-зеленые семена ручейника и выбрасывает их вон.
Зря горюет визирь! Хозяйка-жизнь когда-нибудь сумеет отделить подлинно низких от истинно благородных и выкинуть их на свалку. Может быть, сумеет. Ручейник живуч, он-то, пожалуй, считает себя злаком более ценным, чем рис...
Омар - осторожно:
- Что-нибудь случилось?
- Эта чужачка Туркан-Хатун... служанки у нее только из заречных племен: ягма, халлух, аргу, чигили. Она ненавидит нас! Смеется над нами, над нашим древним языком, нашей пищей. Даже над огузским говором своего супругатюрка. И разве ты не заметил, сколько молодых здоровых заречных тюрков объявилось в нашей дворцовой страже? И гости к ней зачастили из Бухары. Царица ведет дурную игру. Султан же ей во всем потакает. Любит, видишь, ее. Это тебя не тревожит?
Омар прилежно оберегал свой звездный мир от дворцовых дрязг.
- Если верить астрологическим бредням,- сказал он с усмешкой,- звезды еще как-то влияют на судьбы людей. Но сами-то звезды,- это уж всем известно,- для людей недостижимы.
- Зато для этих людей,- свирепо оскалился визирь,- легко достижимы те, кто занимается звездами! Разумеешь, ты, несчастный математик, физик-метафизик? Над нами сгущаются черные тучи. Как бы не грянул гром и не развалил твой Звездный храм.
- Да-а.- Омар потемнел, увидев Абу-Хамида Газали, который медленно, украдкой поднимался к ним по четким ступеням секстанта.- Я из дому выйти боюсь! Этот собачий хвост Газали... нельзя ли отослать его куда-нибудь подалше?
- Дай срок, отошлю. В Багдад, в новое медресе. Он тоже нужен государству.
- Эх! Оно бы вполне обошлось без таких...
***
Омару уже 31.