На стоянках путники ели каждый отдельно, - что, конечно, немыслимо для арабов и тюрок, - никого не угощая и ни у кого не угощаясь. В том числе и сосед Омара по повозке, приставший к каравану в горах. Руки его дрожали, когда он развязывал котомку, и поглядывал он на юношу искоса, с опаской, мрачный, бледный, недоверчивый, словно боясь, что Омар внезапно выхватит котомку - и бесследно сгинет в знойной пустыне.
Нет, Омар не притязал на его мясо и хлеб, на жареных кур, колбасу и рыбу! Он терпеливо грыз свои сухие ячменные хлебцы и запивал их солоноватой водой из колодцев.
Но попутчика что-то продолжало тревожить.
- Знаешь что, - сердито сказал он ему у Серахса. - Или ты отворачивайся, когда я ем, или плати три фельса.
- За что?
- За запах! За то, что смотришь!
Омар поглядел ему в темные злые глаза. Шутит? Нет! Всерьез говорит.
- Ну и ну, - удивился Омар. - Ты, наверно, из Мерва, города известных скряг? У нас в Нишапуре таких нету.
- А, ты из Нишапура? - оживился попутчик. И с ходу: - Почем у вас воз репы?
- Воз репы? - Омар растерялся. Вот уж не приходилось ему никогда покупать репу, да еще возами. - Не знаю.
- Хм... А корзина винограда?
- Э-э... тоже не знаю.
- Та-ак. А мера ячменного зерна?
- Не знаю.
- А гранаты?
- Не знаю!
- Хурма?
- Не знаю!!!
- Соль?!
- Не знаю!!! И чего ты пристал ко мне, о назойливейший из назойливых? - И Омар не преминул дать ему по шее, - это у него не задерживалось.
Попутчик, лихорадочно дрожа, схватил свою тяжелую котомку и побежал, спотыкаясь, к старику - вожатому каравана.
- Горе нам! Горе!
- Что случилось? - побелел вожатый.
- В караван затесался чужой человек.
- Кто такой? - Старик сразу охрип от волнения.
- Тот парень, с которым я вместе еду. Говорит, из Нишапура, а сам совсем не знает тамошних цен.
- А, - успокоился вожатый. - Ну, и что?
- По-моему, он вор. Или, скорее всего, вражеский лазутчик. Откуда-нибудь из Чина, даже из Рума.
- Не болтай, что попало, - одернул его караванщик. - Он и вправду нишапурский. Я знаю его отца. Человек известный, уважаемый.
- Разве? Хм, - скис бдительный путник. Но не так-то легко, видать, ему было отказаться от доброй затеи - изловить опасного преступника и, быть может, получить за то награду. Подумав, - он думал, что способен думать, - путник воскликнул: - Нишапурский? Ложь!
- Говорю: я его знаю.
- Ты тоже врешь! Ты укрыватель. Как это так: человек живет в Нишапуре - и ведать не ведает тамошних цен?
- А почему он должен их ведать, ты, олух? - разъярился старый вожатый. - Он что, базарный завсегдатай? Он книжник. Нашел, у кого о чем спросить. Сколько в небе звезд, он тебе сказал бы. Но откуда знать ему, бедняге, сколько стоит репа, лук, морковь? И всякая прочая петрушка? Иди отсюда.
- Все равно просто так это вам не пройдет, - проворчал обличитель через плечо, втянув голову-тыкву. - Прибудем в Мерв, донесу кому следует.
- О человече! Оставь нас в покое. Или я велю избить тебя палкой и бросить в колючих зарослях...
Вожатый знал: Омар не преступник. Но знал он и то, что юноше нужно скорее убраться из сельджукских владений. Потому, на подступах к Мерву, старик подсунул его беспокойному спутнику трубку с индийским зельем, и тот, обкурившись, как бродячий монах, забыл об Омаре.
Сердечно простившись с вожатым, передав через него привет родным и благополучно присоединившись к бухарскому каравану, Омар смиренно обратился к новым попутчикам:
- О мусульмане! Говорю сразу: еду из Нишапура в Самарканд. Мне двадцать два года. Я холостой. Я знаю счет и астрологию. Но, заклинаю вас именем пророка, - не спрашивайте меня, почем в Нишапуре яйца, репа, горох. Сообщаю заранее: я не знаю. Не знаю, и все тут! Не покупал, не продавал. Но, если хотите: воз репы и даже воз серебра стоит у нас всего один медный фельс. Довольны? Да будет веселым и безопасным ваш путь!
И - про себя, злорадно: «Весь мелкий торговый люд хлынет теперь в Хорасан - покупать баснословно дешевое серебро. Или распустит слух о том по всему Турану. И кто-нибудь да поедет, стремясь легко разбогатеть на чепухе. Богатейте, дурачье, богатейте».
Но шутка все же сослужила службу. К нему больше не приставали с расспросами о ценах. Зато всю дорогу пришлось гадать для спутников по звездам. И надо же было брякнуть! Но, слава богу, они хоть кормили его за это, - у Омара уже почти совсем не оставалось денег. Все ушло в уплату за проезд.
Да, Омару уже 22, финикийскому алфавиту - 2350. Аристарх умер 1300 лет назад, Александрийская библиотека сгорела 182 года спустя после него. До Коперника - 403 года. Джордано Бруно сожгут на костре через 530 лет.
- Саксаул? - сказал проводник каравана неуверенно.
- Да, пожалуй. Два старых сухих ствола сплелись. А мелкие ветки обломало ветром. Взгляни, отсюда напоминает голую женщину. Бывают же на свете чудеса...