Заклинатель змей. Башня молчания

Зависть и возмущение. Низенький толстый человечек в рваном халате, босой, - тот самый, душе которого спешно потребовалось духовное лекарство, горделиво выпятив круглую губу, завернул тяжелую книгу в большой алый платок и пошел, задрав нос и переваливаясь, через толпу огорченных соперников. Неудачники, скрепя сердце, почтительно расступились. Человек, способный покупать дорогие книги, важный, видать, человек. Хоть он и в рваном халате. Наверно, скупой ростовщик, которому жалко тратиться на одежду и обувь.

Проходя мимо Омара, стоявшего позади всех, удачливый покупатель заметил слезы на его глазах - и снисходительно усмехнулся. Омар, расстроенный, поплелся прочь, совсем забыв о бане.

Ах, будь он богат... Но богач, как водится, явно без толку тратит огромные деньги: на еду обильную, одежду, ковры, дорогую посуду и равнодушно проходит мимо книг. Зачем они ему? Бедняку тоже не до книг: набить бы живот чем-нибудь. Кто же тогда покупает книги? Ученые да голодные школяры, которым тем паче негде взять пять дирхемов? Что же, выходит - люди зря пишут книги? Напрасный труд?

Несчастный писатель! Сутулясь над бумагою с утра до вечера, наживая горб, слепоту, работая до грома в ушах, до боли во всех суставах, - будто бревна весь день таскал, - он, чудак, наверное, думает перевернуть своей книгой весь мир. Она же, никому не нужная, а кому нужна - недоступная, валяется на базаре, пылясь на циновках книжных рядов.

Обычно книгу, надеясь на награду, посвящают видному лицу: хану, шаху, правителю округа. Но куда легче книгу написать, чем пристроить ее! Фердоуси, отдавший двадцать пять трудных лет великой «Шахнамэ», так долго ждал признания, что, когда караван с царскими дарами уже входил в Тус через одни ворота, то из других как раз выносили тело поэта, дабы предать его земле...

Лучше быть хлебопеком. По крайней мере, с голоду не умрешь. Кто и зачем придумал грамоту? От нее - только беда, и прежде всего - самому грамотею.

Тот, кто следует разуму, - доит быка,

Умник будет в убытке наверняка!

В наше время доходней валять дурака,

Ибо разум сегодня в цене чеснока.

- Эй, друг! - окликнул кто-то Омара. Оглянулся: тот самый толстяк, что перехватил заветную книгу. Улыбается, сукин сын. - Тебе, я вижу, очень хотелось купить эту книгу? - добродушно спросил человечек.

- Да. Сколько лет мечтаю. Не попадалась.

- Ну и возьми ее! - Толстяк протянул ему узел.

- Что ты?! У меня всего четыре даника.

- Давай их сюда! Хватит поесть. Я с утра голодный. А книгу положи себе в котомку.

Омар изумился:

- Как же так?

- Уступаю книгу себе в убыток? А на что она мне?.. Я... читать не умею.

- Читать не умеешь? Зачем же...

- Купил? Ты должен понять. Вот стоял ты сейчас у лавки, и никому на свете ты не нужен с твоими ничтожными медяками. И я, ничтожный, иду по базару, никому на свете ненужный, и вижу у книжного ряда важных ученых людей, которым наплевать на меня, потому что я неуч, дурак, а они умные. Стою и вижу: жмутся из-за лишнего дирхема. Ученые, а жмутся. Дай, думаю, нос им утру, удивлю раз в жизни сучьих детей. И удивил: выложил все свои пять дирхемов, что получил нынче утром от хозяина за пятнадцать дней работы. Крепко, а? - Он расхохотался, весьма довольный своей выходкой. - Если подумать, то глупо, конечно. Не по нас, нищих, подобное лихачество. Ну, ладно. Давай, друг, четыре даника. Пойдем в харчевню. Ты, видать, издалека приехал. И, конечно, голодный. Пойдем, я угощаю. Как тебя зовут?

- Омар.

- Умар? - повторил самаркандец на местный лад. - А я - Али Джафар. Я человек простой. Не смотри, что толстый. Сам не знаю, отчего толстею, - на сухих лепешках живу. Сегодня пятница. Хозяин отпустил погулять. Я слуга, дворник судьи судей Абу-Тахира.

- О?! К нему-то мне и надо попасть.

- Ух ты! Родич?

- Нет. Служить ему буду.

- Кем?

- Не знаю пока. Может, тоже подметалой.

- Пойдем, провожу.

Судья Абу-Тахир Алак, благообразный, дородный, прочтя письмо шейха Назира, одарил Омара приветливой улыбкой и приказал слуге Али Джафару:

- В баню сводить, переодеть в мое старое, хорошо накормить, спать уложить, болтовней не донимать! С тобою, сын мой, поговорим поутру, - сказал он Омару, - я сейчас тороплюсь. Денег негу, конечно? Вот десять дирхемов пока на расходы. Отдыхай.

Он удалился.

- Получай свои четыре дирхема и два даника, - доплатил Омар за книгу Али Джафару.

- Не надо!

- Бери, бери.

- Спасибо. Ты добрый парень.

Омару не по себе в чужом городе, среди чужих людей. Освеженный купанием, сытый, он все равно не может уснуть. И, хотя Али Джафару было приказано не надоедать гостю болтовней, они все-таки сошлись в каморке Дворника - и разговорились.

- Какой человек Абу-Тахир? - спросил Омар. Надо же знать, в чьем доме придется жить, кому служить. Если придется, конечно.

- Какой? У него недаром прозвище - Алак, что по-арабски значит... э-э... драгоценность, верно? Тебе это лучше знать. Ты учен. Он добр и щедр - не ругает, не бьет. Кормит, платит неплохо. Гулять отпускает. Как будто хороший.

- Что значит: как будто?