Заклинатель змей. Башня молчания

- Справедливо ли это, - обратился он к Абу-Тахиру, когда они отправились по темной дороге домой, - чтобы столько земли, лучшей в округе, принадлежало тем, кто никогда не держал в руках мотыгу? Отдать бы ее крестьянам - какое изобилие плодов, сколько хлеба получило бы государство!

Абу-Тахир долго не отвечал. Омар мог едва различить во мраке его угрюмо склоненную голову.

- Монахи - наши заступники перед аллахом, - хрипло сказал, наконец, Алак. - Их надлежит чтить. - И помолчав еще немного: - Не нами сей порядок заведен, и не нам его менять. И мой тебе совет: таких вопросов больше никому не задавай. Особенно - судье...

Омару не работалось. Надорвался, что ли, от непосильных трудов недавних дней? Или чаша вина сбила его с толку? Или Рейхан? Нет, не вино. И даже не Рейхан. Его отравила ханака. До сих пор он не может забыть тягостный смрад притона святых наркоманов. Если вместе с молитвами монахи возносят к престолу аллаха всю свою вонь, способен ли вникнуть аллах в суть их молитв?

Или вонь - это и есть их суть?

Бедный старик Мохамед, - сколько, верно, таких и в Самарканде! - бьется где-то в горах на жалком клочке каменистой земли, чтоб взрастить горсть ячменных зерен... А тут здоровенные ражие мужчины, на которых бы землю пахать, как на быках, по три джуфти-гау в день, ведут совершенно бессмысленную, праздную жизнь, и за это им - все блага на земле. И еще вечное блаженство в загробном мире.

Если землю, и воду, и пышный дворец

Получает в награду дурак и подлец,

А достойный идет в кабалу из-за хлеба, -

Мне плевать на твою справедливость, творец.

Невмоготу! Его охватила жуть, внезапная тревога. Будто потолок в тяжелых балках вот-вот обрушится на голову... Омар взглянул, как на змею, на свернутый под столиком землемерный шнур-танап, который он взял для расчетов, полистал книжицу для записей, швырнул ее в угол и выскочил в сад, повидать Али Джафара.

...Их было четверо. Прежде, чем приступить к делу, они забавлялись мутным дешевым вином, закусывая его ломтиками редьки, посыпанными солью. Увидев чужого, новички, нанятые в помощь Джафару, испуганно прикрыли кувшин одеждой.

- Не бойтесь, - успокоил их Али Джафар. - Он - наш, хоть и ученый. Прошу любить и жаловать: Омар Хайям.

- Аман.

- Усман.

- Хасан.

Омар удивился, увидев средь них синеглазого булгарина:

- И ты здесь?

- Хочу заработать несколько монет. С караванщиками я не поладил. Отстал от них. Надумал жить в Самарканде.

- Ну, на этих пнях-корягах не очень-то много заработаешь.

- Оно так. Вот ты человек ученый. Не купишь ли, друг, у меня книгу? Старинная книга. Румийская.

Он достал с расщепленного пня потертую сумку, порылся в ней, вынул тугой пергаментный свиток. Развязал, отвернул конец широкой полосы и огорошил Хайяма:

- «Атараксия». Изложение Эпикурова учения.

Омар даже вздрогнул! Давно хотелось ему ознакомиться ближе с прогремевшим этим учением. Но булгарин взглянув на Омара, тут же остудил его порыв:

- Нет, пожалуй, такому юнцу оно ни к чему. К Эпикуру прибегает человек усталый, битый, хмурый, который ищет отдохновения от мира с его бесконечными дрязгами. У тебя же все впереди. Успеешь.

Омар - с горечью:

- Похоже, мне, при моих повадках, очень скоро придется прибегнуть к нему.

Руки тряслись у Хайяма, когда он взял у булгарина тяжелый свиток. Ровные четкие строки. Какая жалость! Греко-румийского языка он почти не знал, - запомнил лишь то, чему учил его, между делом, шейх Назир. Но ведь то, чего не знаешь, можно узнать!

- Не читаешь по-румийски? - догадался булгарин по досаде в глазах молодого перса. - Буду учить, если будешь, хотя бы помалу, давать на хлеб и вино.

- Смог бы. Когда закончу свой трактат. Но ты... ты-то откуда знаешь румийский? И вообще, откуда у тебя эта книга? Средь караванных охранителей грамотных вроде быть не должно.

- Как знать, - усмехнулся приезжий. - А книга... она издалека. Ладно. Я вижу, тут все - свой народ. Так уж быть, расскажу о себе. Я, братья, никакой не булгарин. Я - рус.

- Неверный? - ахнул Аман.

- Да, христианин, - подтвердил гость. - Ты не бойся. Я не кусаюсь. Не шарахайся от меня. Вместе ели, вместе пили, - чего уж теперь. Имя мое - наше, славянское - Светозар. А христианское - Феодул.

- Эк откуда тебя занесло! Пейдул? - переспросил Омар. - Светозар, Пейдул... Не знаю, как по смыслу, на слух Светозар звучит гораздо лучше.

- И по смыслу - гораздо лучше, - ответил Светозар. - Феодул значит «раб божий».

- У нас тоже старые, иранские, имена лучше звучали: Вартазар, Тигран, Ануширван. И тюркские: Алгу, Бейбарс, Тарагай. А нынче... - Он потешно закатил глаза: - Абу Амр Ухайха ибн аль-Джулах, - чуть не задохнувшись, он сглотнул слюну, - ибн Абд аль-Ваххаб ас-Сафа! Кто, не зная арабского языка, может запомнить - и сказать, что это значит? Светозар-Пейдул...