Заклинатель змей и другие эстонские сказки

Едва он улегся, как в комнату входят три мужика с ужасными рожами и сразу к нему: один сел на ноги, другой грудь оседлал, сдавил горло ручищами, а третий склонился над изголовьем, держа наготове мешочек из бычьего пузыря. И вот уж душа несчастного батрака затрепыхалась в мешочке за пазухой у третьего мужика в ожидании адских мук. Не говоря ни слова, эти разбойники раздели усопшего, содрали с него кожу и давай примерять на себя.

Первый примерил — ему она оказалась тесна, другому велика, а третьему пришлась как раз впору.

Тогда первые двое, прихватив с собою тело умершего, ушли, а третий надел на себя одежду Тыну и улегся вместо него на солому будто покойник.

Пришли домочадцы, видят, Тыну умер, а маленькая Вийю без памяти. Ну, мертвого не воскресишь, а маленькая Вийю помаленьку опомнилась, и когда напоили ее водою с донышка перевернутой бутылки, поведала матери все, что видала. Тийю же крепко ей наказала никому о том не рассказывать.

На третий день похоронили Тыну, как и всех честных людей, как будто ничего особенного и не случилось.

Прошло время. Сидели раз Тийю с маленькой Вийю дома одни. Мать пряжу пряла, дочурка кудель чесала. Ничто не нарушало вечернего покоя, лишь жужжала прялка да раздавалось пенье сверчка. Мать и дочурка работали молча. Наконец дочке надоело молчать.

— Мамочка, расскажи сказку, — попросила она.

— Сказку? Да я и не помню их, сказок-то.

— Помнишь, помнишь! Мамочка, милая, расскажи!

— Ну ладно. Зажги-ка новую лучину, эта вон догорела.

С треском разгорелась лучина, и Тийю принялась за рассказ.

— Жила в нашей деревне одна семья. Дом их в ту пору стоял на отшибе, в полверсте от деревни, у леса. И жила в той семье сиротка по имени Кати. Она только на свет появилась, как мать у ней померла. Росла она одна у отца, и годков ей было как и тебе. Уехал раз отец с обозом, и осталась Кати в дому одна. Вечером приходят к ней посидеть четыре девушки, прялки приносят, все компания. Ну и хорошо. Прядут за разговором, сказки рассказывают, а больше все о девушках да парнях, да и прочих не забывают. Вдруг входят четыре парня. Двое с гармошками, один с волынкой да еще один со скрипкой. Ни слова не говоря, садятся они по лавкам и давай играть да шутки шутить. Девушкам они по нраву пришлись — веселые, статные, чего еще надо! Только вот, поглядеть, дак зубы у них вроде чуток длинноваты, а так ничего. Маленькая Кати во все глаза на них глядит. Вдруг примечает: у парней-то с-под кафтану у каждого лисий хвост торчит! Она девушкам потихоньку показывает, а те, знать, не видят, смеются только. Тут парни стали играть в очередь, один играет — другие с девушками танцы танцуют. Жарко стало парням, и просят они напиться. А в доме, как на грех, нету воды. Девушкам неохота, лень им в деревню идти, ну и послали Кати. Ну, Кати пошла. Через какое-то время приходит с водой, глядь, а в дому никого, тех-то и след простыл. А на полу — клочки девичьих волос и одежи лоскутья! Парни-то те не парни, а черти, знать, были! Они и девушек съели, что те поленились, в деревню-то не пошли…

— Мама, мама! — закричала вдруг маленькая Вийю. — Слышишь, козел бродит в сенях? Слышишь, топочет: топ-топ, топ-топ…

— Успокойся, малышка! Откуда в сенях взяться козлу? — сказала Тийю, прислушавшись. — Это ветер дверью стучит.

И опять зажужжала прялка, понемногу выбирая с ворсилки мягкую кудель, да чесалка пошла поскрипывать в руках у маленькой Вийю.

— Мама! Неужто не слышишь? Там козел в сенях бродит, копыта стучат! — вдруг опять закричало дитя, бросив чесалку и прижавшись к матери своим маленьким тельцем.

Мать одною рукою остановила прялку, другою дочь обняла, прислушалась.

Нет, ничего не слыхать!

— Дитятко, уж не захворала ли ты? Ведь ты у меня не из пугливых, не боишься всякого вздору. А ну-ка, нету ли жара у моей ненаглядной дочурки? — и Тийю погладила малышку по белобрысой головке и, отведя прядки волос, пощупала лобик.

Жару вроде бы не было, но Вийю дрожала всем телом, хотя печку топили недавно и в комнате было тепло.

— Может, сказка тебя напугала? — спросила Тийю, взяв дочку на руки и нежно целуя.

— Мама! Мамочка! Козел уже сени прошел, за дверями стоит! — опять закричала малышка, крепко обняв мать за шею и дрожа как осиновый листок.

И едва она это сказала, как заскрипела наружная дверь, потом распахнулась с шумом вторая, и в комнату вошел Тыну.

— Тийю, ссади Вийю на пол! — заорал он с порога.

— Мамочка, милая! Не спускай меня с рук, папа тебя укусит! — взмолилась малышка.

— Не спущу, не спущу, доченька, — погладила Тийю дитя, крепко прижимая к груди. Сердце у нее так колотилось, вот-вот выскочит.

— Тийю! Сбрось ее на пол! — зарычал Тыну ужасающим голосом.

— Ни за что! Убирайся к себе на кладбище, откуда тебя сам черт отпустил! — говорит Тийю, собравшись с последними силами.

Тут пропел на насесте петух.

Заскрежетав зубами, бросился Тыну вон. Тут и Тийю услыхала стук козменых копыт в сенях и за порогом.

И потом много раз слыхала маленькая Вийю топот за дверьми, но никто не явился, потому что и другие люди были в дому.