— Opfer… Gewalt*… слова-то какие знакомые, родные, можно сказать, — пробормотал Феликс и передал бинокль коллеге. — Может, ты разберешь? Что-то смысл от меня ускользает, мартышка к старости слаба глазами стала…
— При чем тут глаза, пить надо меньше, — прокомментировал Игорь, разглядывая табличку. — Собрание... жертв домашнего насилия? А, точнее, женщин — жертв насилия…
— А я уж испугался за господина посла, — захихикал Феликс. — Ну раз женщин, тогда ладно… И что он там делает, хотел бы я знать?
— Ну, вот это уж мы в бинокль никак не разглядим, — пожал плечами Игорь. — И вообще, сильно сомневаюсь, что это — в нашей компетенции…
— А вдруг он так резво понесся, чтоб о результатах встречи кому-то доложить? — невинно заметил Феликс. — А делать этого, mon cher, ему сейчас никак не положено. Ни при каком раскладе. Уж точно не здесь и не так. Ладно бы по телефону… хотя и то было бы верхом безответственности. Слишком важные вопросы решались.
— Ты-то откуда знаешь, какие там вопросы решались? — иронически поинтересовался Игорь. — Уже разведал… по своим каналам?
— Злой ты, Игорек, — пробормотал Феликс. Именно в эту минуту в его голове начал складываться план. Подколка со стороны коллеги, можно сказать, подала ему идею. — Где ты видел таких извращенцев, что станут откровенничать с потасканным старым шутом? Вот будь у меня такая попка и такие ресницы, как у тебя, я бы непременно… эх, губишь ты свои природные данные на оперативной работе, а ведь какой бы успех имел…
Рогозин только фыркнул в ответ — подобные шуточки стали для них уже своеобразным ритуалом, и он привык не вступать в бессмысленные перепалки. Феликс знал о нем больше, чем значилось в официальном досье, и прилагал все усилия, чтобы его сотрудник прекратил спорить сам с собой, отрицая собственные желания, фактически — убивая часть своей личности в наивном стремлении быть «приличным, женатым человеком». Был бы помоложе — сам соблазнил бы, честное слово. Но Феликс реально оценивал свои возможности и ограничивался шуточками.
— Помнишь, я говорил тебе, что однажды на этой работе тебе придется делать по-настоящему страшные вещи? — спросил он, серьезно глядя в глаза собеседнику. Тот кивнул, и лицо его вмиг стало совершенно непроницаемым — когда доходило до дела, Игорь умел мгновенно отбрасывать все лишние эмоции.
— Так вот, — торжественно продолжил Феликс, — это время пришло.
… — Да перестань, это отличный план, — с трудом сдерживая смех, говорил он полчаса спустя.
— Это самый дурацкий план за всю историю российской разведки! — Игорь мрачно разглядывал то, что притащил ему Феликс в огромном бумажном пакете.
— Это идеальная легенда. Ну а как еще мы попадем внутрь, да к тому же пройдем мимо охраны товарища, пардон, господина посла?
— Пока ты мотался в магазин, мы двадцать раз могли вызвать сюда Марину. Или еще кого из агентов. Ни за что не поверю, что у нас нет никого в Мюнхене, кто лучше смотрится в платье.
— Никому нельзя доверять, мне ли тебе объяснять? А что касается нашей прекрасной Мари, ты же прекрасно знаешь, чем она сейчас занята. Сам ее заменишь, что ли? Ты не эмпат, дорогой мой, смирись. И непременно надень перчатки, твои руки тебя выдают.
— Да меня все выдает! — рявкнул в ответ Игорь, теряя свою хваленую невозмутимость. — От комплекции до формы челюсти! Меня вмиг развернут и скажут, что группа поддержки для особо страшных трансвеститов — в другом здании!
— Не комплексуй, — сказал Феликс, титаническим усилием воли сохранив серьезность. — У тебя глаза красивые. Особенно если подкрасить. У меня карандаш есть, кстати.
— И почему я совершенно не удивлен, — обреченно вздохнул Рогозин.
Охрана, конечно, смотрела на них подозрительно. Во-первых, работа у них такая, во-вторых, посмотреть было на что. Феликс мысленно похвалил себя за решение не брать обувь на каблуке — это был бы явный перебор. Игорь мог с закрытыми глазами пройти средней сложности трассу на тренировочном полигоне — собственно, он и делал это с закрытыми глазами, назло врачам, регулярно «возникавшим» по поводу его загадочно флуктуирующей близорукости — но вот это, пожалуй, было бы для него слишком.
— Почему-то я представил, что ты напишешь потом в отчете, и мне стало гораздо легче, — ехидно прошептал Игорь, поднимаясь по ступенькам. На всякий случай он уже перешел на немецкий… хотя, если бы охрана действительно могла их слышать, вряд ли это облегчило бы ситуацию.
— Все как есть напишу, не постесняюсь, — подтвердил Феликс. — Так, ты молчи, понял? С твоим среднерязанским прононсом ты за немку точно не сойдешь.
— А я шведка, — гордо ответил Игорь. — У них бабы все крупные, страшные и говорят басом. Я бы вписался.
— Тон голоса это тоже проблема, кстати…
— А я простуженная шведка. Или охрипшая с похмелья. От тебя, кстати, еще несет тем пойлом, что ты хлестал на приеме…
— Как ты смеешь называть пойлом… — начал было Феликс, но тут же поспешно растянул губы в приторной улыбке. — Добрый вечер!
— Собрание уже началось, — та самая пожилая дама холодно скользнула по ним взглядом.