Заклинатель

Деодонат перечел статью с довольной улыбкой. «Убийца Серебряное Яблоко». Да, это ему по душе. Отличное прозвище — оно уже разошлось по всему городу. Тут мысли его вновь обратились к Прожорному Чудищу. Деодонат лучше других понимал, что сердце у него ледяное: он никогда не испытывал сильных чувств по отношению к людям, за исключением разве что ненависти или презрения. Но с Прожорным Чудищем все было иначе. При взгляде на это несчастное существо у Деодоната сердце кровью обливалось. Почему — об этом он даже задумываться не хотел.

Деодоната вовсе не удивляло, что жителям Урбс-Умиды так нравились Прожорное Чудище и Заклинатель Костей. Люди жаждали развлечений; им хотелось, чтоб их удивили и напугали; к тому же им было важно знать, что на свете живут существа, которым приходится куда хуже, чем им самим. Чудище было в этом смысле отличным примером. Что же касается Заклинателя Костей — в конце концов, что в нем дурного? И уж конечно, дело очень прибыльное. «Хотя, разумеется, не для меня», — подумал Деодонат. Вдруг он встал, зажав одной рукой лацкан пиджака, а другой, в которой держал лист с рукописью, торжественно взмахнул в воздухе — и провозгласил:

— Аς εξασκήσει ο καθένας την τέχνη που ξέρει.

Улыбаясь, он опять сел на стул.

— Прислушаемся к совету Аристофана: «Да упражняется всякий в своем ремесле».

Затем он вновь взялся за перо и продолжил работу. Едва написал он свою коронную фразу: «До скорой встречи», как в дверь постучали.

— Что-то ты слишком рано, — проворчал Деодонат, сворачивая бумагу трубочкой и перевязывая шнурком.

Он просунул рукопись вместе с мелкой монетой в дверную щель и застыл на пороге, прислушиваясь к звуку торопливых детских шагов. Затем подошел к окну и выглянул на улицу, рассеянно прихлопнув муху, которая с жужжанием вилась у него над головой. Как только люди переносят эту чертову погоду? Стоит ли идти сегодня на улицу? Что ж, может, и нет. Он к тому же устал. Деодонат взял с каминной полки засаленную книгу и открыл свою любимую сказку. Прочел страницу — не больше, а веки его уже налились свинцом. Книга упала на пол и раскрылась на яркой картинке: в мерцающем свете камина можно было разглядеть зеленую лоснящуюся жабу с драгоценными камнями вместо глаз.

ГЛАВА 17 Поздний ужин

Пока Деодонат мирно посапывал возле камина, Пин брел по мерзлым улицам, думая лишь об одном: когда же наконец они доберутся до дома миссис Сытвуд? Всю дорогу Бьяг пел дифирамбы этому чудесному месту, и когда наша троица в конце концов повернула в Кальмарный проезд и оказалась на пороге здания, где располагались «Меблированные комнаты миссис Сытвуд — лучшие в городе», Пина ждало разочарование: дом этот ровно ничем не отличался от соседних и был совершенно в таком же плачевном состоянии.

Но стоило мальчику переступить порог, как разочарование сменилось приятным удивлением. На него пахнуло сухим теплым воздухом, чистым и свежим; самые смелые надежды Пина упрочились, когда он подошел к лестнице, ведущей вниз, и соблазнительный аромат защекотал ему ноздри, заставил облизнуть губы. Оказалось, что по этой лестнице можно спуститься в огромную кухню с серым каменным полом и печью невероятных размеров, которая была пристроена к противоположной стене. Посреди комнаты торжественно возвышался длинный обеденный стол; вдоль обеих его сторон тянулись скамьи, а с торцов стояли два красивых резных стула. Возле печи хлопотала женщина; она помешивала рагу, кипящее в большом котле. Когда Пин, предводительствуемый новыми друзьями, появился на пороге кухни, она подняла голову.

— Добрый вечер, джентльмены, — сказала она. — Вы как раз вовремя: сейчас у нас будет поздний ужин.

Пину сразу подумалось, что хозяйка не слишком красива — по крайней мере, в том смысле, в котором это можно было сказать о его маме, — к тому же казалось, стоит ей неловко повернуться — и корсет треснет по швам. У нее было круглое лицо, красные щеки, большие пухлые руки, но стоило ей улыбнуться — и от нее исходило совершенно явственное тепло.

В то время как Пин внимательно разглядывал миссис Сытвуд, она не менее внимательно разглядывала его. В одно мгновение ее цепкий взгляд заметил и изношенную рубашку, и потертую куртку, и тощие ноги, лодыжки которых выглядывали из-под не по росту коротких штанин (нижний край отпустили уже очень давно), и стоптанные башмаки. Она сразу же поняла, что о мальчике позаботиться некому, и беспокойно нахмурилась.

— Пин, — сказал Бьяг, — познакомься: это миссис Сытвуд.

— Добро пожаловать, Пин! Тебе здесь все будут очень рады, — улыбнулась хозяйка, снимая котел с огня и водружая его на стол. Она подвела мальчика к столу и усадила на лавку, затем смахнула с тарелки несколько костей и хлебных крошек и поставила ее перед Пином. — Угощайся, — приветливо сказала она. — Я никому не разрешу встать из-за стола, пока не съедите все до донышка.

— Это не слишком суровое наказание, — обрадовался Бьяг и мигом взялся за ложку.

Алуф пустил по кругу кувшин с пивом; Пин до краев наполнил свою деревянную кружку, поднял ее и обратился к Бьягу.