Но нужно решать, что делать дальше. Скоро придет время выбирать. Это пока я тихо сижу в уголке и слушаю, а потом… Однажды у меня спросят — на чьей я стороне, и нужно будет ответить. Мой дом там, мои друзья здесь.
Я одна.
И это не из-за детских дразнилок, я не могу больше убежать и спрятаться, мне некуда бежать. Даже отца нет рядом. Не на кого рассчитывать.
Лан… да…
Я не могу ему доверять, но больше у меня никого нет, не на кого опереться. Я боюсь остаться одна.
Я завидовала Ине, уж она могла быть абсолютно уверена в своем Регаре, перед ней не стояло выбора, для нее все просто. Я завидовала Джаре. Да, наверно, Джаре я завидовала больше всего, она точно знала, чего хочет и готова была за это бороться, она уже выбрала. А я всегда хотела только, чтобы меня оставили в покое. Наверно, пора менять свои желания, иначе не выжить.
— Эй, Соле из Салотто, — Ина насмешливо смотрела на меня, — тебе страшно, да?
Наверх мастера Патеру заносили на руках.
Мне сначала даже показалось, что он умер.
— Нет, — устало сказал Лан, — он жив, но ему очень плохо. Он сделал все, что мог.
Землетрясения прекратились, но волны не отступали, море заливало улицы.
Мастер Патеру лежал в кровати, совсем бледный, холодный, так и не приходя в себя. Черты лица заострились, изменились как-то неуловимо, словно это уже не тот старик, а кто-то другой. Девчонки постоянно сидели с ним, Джара сидела. Я зашла как-то и поняла, что мне здесь неловко, я не понимаю, что мне делать, не знаю, чем помочь. Они обходились и без меня. Я только мешаю.
Пока уехало всего семь человек. Трое в Литьяте, получив приглашения, четверо просто домой. Оставили серебряные кольца у Ил-Танки на столе и уехали. Я ждала, когда начнут разбегаться остальные. Что мы все здесь делаем? Кажется, одна лишь воля Кожаного Человека удерживала хоть какую-то видимость дисциплины. Когда он входил — прекращались все споры, никто даже не шептался по углам. Занятия продолжались. Теперь уже без разделений на курсы, все вместе. Все, кто остался.
Удивительно, но Лан потребовал от нас физической подготовки, заставлял бегать по утрам, разгребать снег на всей территории Бер-Сухта, лазить по горам. Кое-то пытался отказывать и бунтовать, но Лан умел быть убедительным, да и не он один.
— Делайте что вам говорят, или убирайтесь отсюда, — говорил Ил-Танка, когда попытались жаловаться ему.
Какой бы способный маг ты не был, бегать приходится на своих ногах, и питаться вовсе не магической силой.
Мы подъели почти все запасы. Покупать в городе еду стало почти невозможно, там дела шли не лучше. Только Ил-Танке удавалось хоть как- то убедить горожан продать нам немного крупы или хлеба. Наши парни пытались ловить рыбу сами, раздобыли даже лодку и сети. Но море было полно лишь теней и алых корабликов, больше ничего. Сами ходили за дровами, через перевал, угля нам тоже не продавали. Собирали старую мебель по комнатам и учебным классам, топили чем могли.
Как-то раз, вместе с дровами принесли двух зайцев, слегка подпаленных, их сбили огненными шарами в лесу. Устроили настоящий пир.
Весны ждали как спасения.
Мне приснился сон. Страшно реальный. Страшно…
Мне приснился Лан.
Он шел чуть сутулясь, глядя под ноги, двое конвоиров шли по бокам. По каменной мостовой, по ступеням… на высокий помост. Два столба и цепи…
Ему велели раздеться, и он послушно, без слов, принялся расстегивать рубашку, потом штаны, раздеваясь догола. Как-то очень аккуратно, церемонно сложил все рядом. Я так и не видела его лица, он смотрел в сторону, волосы падали на лоб.
На какое-то мгновенье мне подумалось, что это может быть и не он… Нет, он, я слишком хорошо знала его, помнила все шрамы на его теле. Это он.
Его взяли за руки, подвели к столбам, приковали, растягивая руки в стороны.
Даже во сне я понимала, что сейчас будет.
Казнь. За предательство.
Мне хотелось отвернуться, спрятаться, не смотреть. Но я не могла. Я ничего не могла сделать. Даже закричать не могла.
И Лан не кричал. С него сдирали кожу. Не спеша, методично, со знанием дела, начиная со спины, я сначала даже не видела… Лан не кричал. Его тело выгибалось от боли, дрожали от напряжения руки, подгибались ноги, пока он еще мог стоять. Часто-часто дышал сквозь зубы. Потом он повис на цепях, мне даже показалось — потерял сознание. Палач взял его за подбородок, приподнял голову. Тогда я впервые увидела глаза Лана — небесно-голубые… мне показалось, он смотрит прямо на меня, он меня видит… По телу прошла судорога.
Он закричал, глухо и страшно, только когда последним рывком сорвали кожу с лица.
И я закричала тоже.
Вскочила… что-то держало меня…
— Ш-ш-ш, тихо, тихо, — сказал Лан у самого уха. — Тихо. Все хорошо.
Он обнимал меня. В кровати. В Бер-Сухте.
— Все хорошо, Соле. Все хорошо.
О, боги…
— Мне приснился сон, — сказала я, сама не узнала свой голос.
— Да, — сказал он. — Я знаю. Уже все… не бойся. Все закончилось.