Заклинательница бурь

"Что? Вполне возможно, вы оба разрушили мою жизнь. Так что даже не начинай. Не тебе просить меня о прощении, когда сама простить не можешь".

"Я простила".

"Не ври. Я чувствую тебя, как себя. Ты не простила и никогда не простишь. Очень хочешь, но… не можешь. И, знаешь, ты имеешь на это полное право".

"Так многое иногда хочется изменить…." — прошептала мертвая и снова затихла.

Тут я была с ней согласна: изменить хотелось, действительно, многое. Очень многое.

В голове царил полный бардак, слишком много было мыслей, слишком много было чувств. Просто слишком много всего. Меня с пеленок, с младенчества растили, вбивая в голову постулат о том, что единственный возможный способ выжить — это быть с Неприкасаемыми. Что мир за пределами ковена ужасен и отвратителен, что шабаш — единственное место, где меня защитят и сберегут, что метрессы хотят только добра. Я жила в полной изоляции среди таких же забитых и запуганных девочек без собственного мнения. Мы не имели права задавать вопросы, не имели права поднимать голову от земли.

Двигались и дышали только с позволения метресс… Но и, выбравшись из ковена, я все равно продолжала запрещать себе спрашивать, думать, вспоминать. Ковен и его законы впились, срослись со мной, въелись в кожу и в кровь настолько, что даже теперь я, наверное, так до конца и не могла поверить в то, что все, сказанное Миной — правда. Мой и без того полуразрушенный мир только что окончательно разлетелся на осколки, и они продолжали впиваться в тело, оставляя глубокие кровоточащие порезы, проливаясь кипятком на открытые раны, вызывая тошноту и судороги. Заставляя корчиться в агонии.

Я фактически вынуждала себя поверить, прокручивая в голове воспоминания о Неприкасаемых. Снова и снова. Почти по крупицам выжимая из себя эту веру. Словно капая на кожу кислоту. Кап-кап-кап.

Невероятно больно.

Кап-кап-кап…

Первые два года после того, как Сид все-таки привела меня к Алексу, я только и делала, что боялась. Боялась замка и его стен, боялась грунов, не могла спать на кровати и все время забиралась под нее, изрядно удивляя и пугая этим Алекса. Я целыми днями сидела в комнате, не решаясь даже приоткрыть дверь. Забавно, но Гротери меня тогда пугал почти до обморока. Не знаю, почему. Наверное, потому что он такой… огромный, высокий, из-за холода его глаз и из-за метелей, что так часто проскальзывают на их дне. Ну и да, из-за того что он — мужчина. Страшнее всего для Неприкасаемых всегда были мужчины, даже не охотники на ведьм. Именно мужчины с их желаниями и порывами несли гибель.

Смешно.

Если бы не было так печально.

Алексу почти пришлось приручать меня. Во многом помогла необходимость подпитываться от него энергией. Когда корчит и ломает, когда хочется выть и лезть на стену от боли, когда кажется, что лучше сдохнуть, чем испытывать то, что испытываешь, становится плевать на то, чью руку хватаешь и из кого тянешь силы, лишь бы помогло. А Гротери в первые разы надо было видеть. Сидит каменной статуей, в глазах буря, губы плотно сжаты, и дышать, кажется, боится. А держит уверенно, крепко и ладони у него всегда приятно-прохладные.

И буквально через несколько месяцев я перестала шарахаться от него в сторону, мы даже начали разговаривать, то есть я стала ему отвечать, когда он говорил, даже вопросы задавала. Еще через несколько месяцев появились наши вечерние посиделки с чаем, его потрясающей выпечкой и книгами. Через полтора года мы уже общались почти так же, как сейчас. Грун начал подкалывать, я нашла в себе удивительную способность отбиваться и временами язвить. Почти привыкла и освоилась. А года через четыре поняла, что, если не буду держать себя в руках, пропаду. Влюблюсь и буду ворочаться по ночам в собственной постели, комкая простыни и страдая от бессонницы. Сходя с ума. И пусть я не понимала этого, отказывалась признавать, но интуитивно всегда чувствовала.

Дистанция между нами — моя инициатива. Целиком и полностью.

Дружить с Гротери до недавнего момента казалось правильным. Казалось безопасным.

Тем более, что мне не раз приходилось видеть его отношение к женщинам в общем и к любовницам в частности. Повелитель слабому полу не доверял. Иногда создавалось впечатление, что это почти инстинкт, выработанный рефлекс.

Поверит ли он мне?

И что я буду делать, если не поверит?

Ветра, скорее бы он поговорил с заклинательницей.

Скорее бы добраться до карьера.

Следующие полтора дня мы провели в дороге. Мина заняла мое место, и Хима, пусть и с неохотой, но все-таки согласилась везти на себе мертвую. Лерой из кожи вон лез, чтобы загладить свою вину, заставляя ревновать приживалку. А меня их поведение изрядно забавляло и… тревожило одновременно.

Смерти Камины во второй раз горгул не переживет. Да и мертвая едва ли так просто откажется от графа.

Мерзкая ситуация. От нее по коже бегут мурашки, и волоски на затылке встают дыбом.

К туннелям мы спустились только ночью. Мина слабела, но тело назад я, скорее всего, получу только следующим вечером.

— Ты уверена, что мы на месте? — спросила мертвая, не торопясь спрыгивать на землю, оглядывая скалы и сам карьер.