Заклинательница драконов. Академия волшебства

– Учись, Стоули. Как минимум, чтобы понимать, что не стоит настраивать против себя тех, кто пытался тебя защитить.

«И чтобы не выбирать мерзавцев», – ехидно повторила я про себя слова Вёлвинда.

– А ещё помни, что за нарушение субординации и правил, а так же за хамство не долго вылететь из академии. Вне зависимости от того, какой у тебя дар, – сухо добавил Алви.

Мгновение мы просто смотрели друг на друга. Затем он произнёс:

– И главное, собственно ради чего я зашёл: больше никаких стражей-драконов и исключений.

Алви взмахнул рукой с ректорским жезлом, и со вспышкой искр я почувствовала, как нечто невидимое, но осязаемое исчезло – он убрал моего стража!

– В пролёте первокурсников освободилось место Данны Маджоре. Завтра в течение дня потрудись переселиться в комнату номер триста тринадцать. Будешь жить с Минни Купер и Хлоей Баркендорф.

Сердце моё гулко стукнуло: Хлоя – это хорошо, а вот Минни… Она же всё будет докладывать троице.

– Как скажете. Отчёты ректору продолжать? – так же сухо произнесла я.

– Да. Ежедневные отчёты. Мне.

Дверь за Алви закрылась, и я осталась одна, дыша гневом, будто огнём. Заметалась в невыносимо пустой комнате. Затем села за стол и написала, продавливая самопишущим пером листок бумаги:

«Сегодня отличный день: сэр Алви Вагнер преподал урок всем студентам о том, что справедливости не существует, но есть умение пользоваться обстоятельствами. Я воспользовалась: прекрасно тренировалась на вивернах с командой для выступления перед королём. Говорят, Его Величеству особенно интересны заклинатели драконов. Джестер Вагнер – отличный наставник.»

Отправила листок как обычно по вечерам. Тот растворился в воздухе и, уверена, уже лежит на столе нового ректора.

* * *

О сне не могло быть и речи. Я попыталась взять себя в руки. Мне надо учиться! Даже не назло им всем, а ради себя! Довольно спасителей! Никто тебя не спасёт, если не научишь спасаться сама.

Я с решимостью достала из сумки учебники и тетради. Попыталась читать, но не понимала ничего. Руки дрожали, воздух был тяжёлым от осознания: я одна, на целом свете одна. В голове вставали образы родителей и тот день, когда мне сказали, что их больше нет. Полицейские приставы или инквизиторы, как их теперь называют, не дав забрать ни одной вещи, выставили из дома и втолкнули в чёрную карету меня, испуганную девочку в белом кружевном платье, с розовыми и голубыми лентами, утром вплетёнными мамой в косы.

«Ненавижу! Он убил моих родителей, он прогнал меня…» – кричало во мне всё. И с таким же громом снаружи сотрясала мир гроза. Её тоже никто не любил. И ей некого было любить. Весь этот шум поэтому: от того, что любви нет.

И как же мне хотелось тоже разбить что-то! Но даже поссориться было не с кем. Возможно, жить с двенадцатью чужими девочками было лучше…

На негнущихся ногах я подошла в дальний угол и, сев на колени, подняла с пола сюртук. Его запах коснулся моего носа, закружил голову, делая пьяной и особенно несчастной.

«Я ненавижу тебя!» – прошептала я сюртуку.

А потом прижала его к груди и расплакалась. Горько и громко, – так я в последний раз позволяла себе плакать только тогда, когда осталась одна. Навзрыд. Потому что любви нет…

И вдруг что-то зазвенело передо мной. Я подняла глаза и опешила: позвякивая молоточками друг о друга, передо мной на геккончике скакал по полу тиктаклин.

Я моргнула, от неожиданности прекратив плакать. Геккончик засветился и, словно важный боевой конь, сделал передо мной по полу круг, вышагивая лапками и размахивая хвостом. А тиктаклин снял колпачок, кланяясь. Затем нахлобучил его и прозвенел что-то весёлое, отчаянно стараясь.

Они что, пытаются меня отвлечь?

Стало приятно и неловко одновременно. Я вытерла платком нос и улыбнулась.

– Спасибо, вы такие милые! – прошептала я сквозь комок слёз. – Самые настоящие друзья!

Тиктаклин прыгнул на спину геккончику и исполнил сальто, подбросив ловко молоточки. По комнате разлетелся внеурочный звон. Прижимая сюртук к себе одной рукой, я протянула чутким малышам ладонь. Мои маленькие друзья забрались на неё. Я поднесла их ближе.

Геккончик заморгал чёрными глазами-бусинами, а тиктаклин пробежал по руке к плечу и у самого уха аккуратно, нежно прозвенел молоточками что-то чистое, колокольное, будто хотел излечить звоном. По моей коже пробежали мурашки, и я смогла, наконец, выдохнуть полной грудью. Геккончик отёрся головкой о мои пальцы, потом зацепился коготками за сюртук и полез вверх, да так и повис на кармане, оттягивая его.

– Ты очень похож на виверну, малыш, – проговорила я, шмыгая носом, – Размер не имеет значения, ты замечательный!

Геккончик чуть дёрнулся и не сдвинулся с места. Запутался в ткани?