Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

– Ягодин и Ельцин – это люди, которые оказали на меня огромное влияние, – пишет автору книги Ходорковский из тюрьмы. – Я никогда не собирался стать похожим на них, мы совершенно разные люди, но их образ мыслей, многие их этические нормы воспринял как свои. Стремлюсь «соответствовать». Смешно, но, например, всегда общаюсь с людьми только «на вы». Кроме самых близких. Это – внешнее. А внутреннее – «вольтерьянство». Готовность услышать любую иную точку зрения, в том числе и о себе. Признание важности и нужности «оппозиции». Независимой, а не кукольной. Откуда это у них, у продуктов тоталитарного режима? Не знаю. Возможно, просто величие души. Большие, могучие люди, по-рыцарски относящиеся к оппонентам. Драка? Да! «Добить» противника? Нет, скорее, подать руку. Наверное, так можно сформулировать главное, в чем они были и остаются для меня идеалом. Возможно, Ельцин – чуть в большей степени, так как его я знал чуть ближе и много лет работал рядом. Да и ситуации, в которых мы оказывались, были поострее. 1991, 1993, 1996…

Идеалом для Ходорковского был Ельцин.

Ходорковский считал себя членом команды Ельцина. Именно потому, говорит, шел защищать в 91-м Белый дом, в 93-м – мэрию, а в 95-96-х вошел в неформальный предвыборный штаб. Именно из-за него, говорит, не выступал против Путина, хотя имел о нем свое мнение. Еще признает: говоря о Ельцине, не может быть беспристрастным, понимает все его недостатки, не забудет возвращение «товарищей из органов», чеченскую войну, штурм Белого дома… Но судить не возьмется. Говорит, не имеет права. Ельцин останется для него главным идеалом…

– Я считаю, он по-дурацки попал в эту историю лишь по причине того, что недооценивал Путина как человека из КГБ, – говорит Марина Филипповна. – Надо уметь чувствовать. Наше поколение умело; мы знали, что это за люди. А они только читали и слышали об этом – не доходило. Люди из органов не умеют создавать, их учат разрушать. Если бы Миша это понимал так, как наше поколение, он бы вел себя по-другому. А Миша привык к Ельцину. При всех отрицательных качествах у Ельцина было одно положительное. Как говорил Миша, «мам, ему можно все сказать. Абсолютно. Он может соглашаться, может не соглашаться. С ним можно говорить как со старшим товарищем». Ему в голову не приходило, что Ельцин мог какие-то репрессивные меры предпринять. А вот когда со стороны Путина начался наезд, Миша уже понимал: репрессии будут, но рассчитывал, что только против него будут. Но что компанию раздавят, что Сечин по его следам пойдет, идеи украдет – и с обменом акций, и с «Восточным потоком». Это же все Мишкины идеи и задумки – нет, этого Миша даже не представлял…

Говорят, что у Ельцина и Ходорковского очень много схожего. У первого – «ссылка» в Госстрое, у второго – «ссылка» менее приятная и уж слишком затянувшаяся… Оба по-своему бодались с властью. Один из них это бодание продолжает. Для этого нужно иметь нерядовой характер. Оба – и Ельцин, и Ходорковский – люди ярко выраженных лидерских качеств, азартны, обаятельны, харизматичны, патологически любящие свою работу, жесткие, когда надо, щедрые, с размахом души, с большим жизненным багажом…

Леонид Невзлин, один из бывших руководителей и акционеров ЮКОСа, говорит, что эти черты в Ходорковском проступили довольно рано.

– Мише было 23 года, и уже тогда люди безошибочно понимали: он – лидер, разговаривать надо именно с ним. И происходило это не потому, что он обладал какими-то выдающимися внешними данными. Просто сила духа, сила интеллекта и чувство личной свободы в нем были буквально осязаемы, создавая ту особую ауру, которая и являлась отличительной чертой Ходорковского. Как-то так получалось, что он всегда был первым и далеко впереди всех.

– Когда я пришел к Ходорковскому на собеседование в «МЕНАТЕП», помню, мы беседовали о политике, экономике, о Советском Союзе, о развале страны… И меня поразила оригинальность и неординарность его мышления, какая-то не по годам мудрость, – говорит Алексей Кондауров, генерал-майор КГБ (ФСБ) в запасе, бывший глава информационно-аналитического управления банка «МЕНАТЕП», а затем ЮКОСа. – Мне тогда было 44, ему – 30. Четырнадцать лет – разница. Жизненный опыт разный. Я много чего повидал к тому времени… Но когда я с ним говорил, мне казалось, он старше меня и больше видел. Какая-то глубина не по возрасту чувствовалась в нем. Так что после собеседования с ним мне уже никуда не хотелось идти. А ведь после ухода из комитета безопасности у меня было несколько предложений в разные места. К Гусинскому, в том числе, звали… Остался у Ходорковского.

В общем, все эти качества Ходорковского, так напоминающие ельцинские, были присущи нашему герою и в 20 с лишним, и в 30, и в 40, и после 40…

Пожалуй, небольшое отличие между Ельциным и Ходорковским лишь в том, что первый был склонен к некоторому эпатажу, порою переходящему в крайности, в общении – косноязычен, прост и прямолинеен.