Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

И впервые за много лет он решит пожалеть премьера публично. Буквально накануне приговора. Рисковать в принципе было нечем – на приговор уже ничего не влияло, а его публичная жалость и напутствие к Путину быть хоть чуточку добрее к народу (о себе и речи не шло) – тем более уже не могли ни на что повлиять. Это был очень эмоциональный текст. Очень личностный. Впервые Ходорковский писал так. Точно, емко, хлестко. Как настоящий публицист. Каковым он собственно к тому времени окончательно и стал. В тексте – ни агрессии, ни жестокости, ни презрения. Да и он не производил впечатления униженного и оскорбленного. Просто выразил то, что почему-то не могли выразить мы на свободе. А он по ту сторону, в тюрьме, смог…

И еще. Впервые позволил себе стеб, что, конечно, было для него ново…

– Признаюсь, во время предновогоднего телемарафона нашего «национального лидера» я с трудом сдерживал раздражение. Когда знаешь, даже из СМИ, что происходит в стране, ощущение, что тебя держат за малолетнего несмышленыша, – неприятно. Однако после первых эмоций пришло иное чувство – чувство жалости к этому уже немолодому человеку, такому бодрому и такому одинокому перед бескрайней и беспощадной страной. Заметно – он не в состоянии оторвать себя от ставшего неподъемным «весла» выстроенной им самим чудовищной «галеры». Галеры, равнодушно плывущей по судьбам людей. Галеры, на которой гражданам России все чаще мерещится черный пиратский флаг.

С ним никто не спорил «в эфире» – не тот «формат». Но и убеждал он не нас – себя. Что во всем прав, что «рулит», что все еще «на месте». Но будучи, очевидно, человеком неглупым, Путин прекрасно все понимал. Он привычно «рычал» на оппозицию, которая, «придя к власти, разворует страну», а в поседевшей голове несомненно мелькала мысль: «Это ведь при мне, а не при «них» коррупция выросла в 10 раз, при мне, а не при «них» имеющие власть бюрократы стали богатейшим сословием России».

И, вероятно, вспоминалась злая, но справедливая мысль его финансиста Кудрина, что невозможно с пользой для страны вложить в экономику шальные нефтегазовые доходы, поскольку «вертикаль» разворует все, все обратит в прах, растащит по бездонным и бесчисленным карманам… Его, «путинская», «вертикаль», его галера, его «подарок» России.

Устав от горьких упреков, он еще скажет, что «если система не работает, то нельзя же сидеть сложа руки», что пусть хоть «ручное управление»…

Он вспомнит Гусь-Хрустальный[24] и свое поручение «разобраться». А потом, возможно, с раскаянием сообразит, что жаловались ему те женщины в октябре 2009 года, и тогда же он решил – все в порядке, несправедливость устранена, «вертикаль» сработала… Теперь же, оказывается, на самом деле в городе еще целый год продолжался бандитско-милицейский беспредел, завершившийся грандиозным скандалом ноября 2010 года. Уже после Кущевской, после жутких слов губернатора Ткачева, что таких «кущевских» по всей России – море безбрежное…

А дальше – на неизбежный вопрос о Манежной в Москве, Сенатской в Питере, Ростове-на-Дону, об Ижевске, о Солнечногорске, Люберцах – он привычно включит свой «стальной взгляд», традиционно грубо съязвит о «бородатых либералах». Кто привиделся ему? Лимонов? Чуров? Может быть, покойный Солженицын?

Но себя не обманешь. Тысячи и тысячи внезапно озверевших подростков – слишком яркий сигнал: наши дети не видят для себя жизненных перспектив. Грозный и очевидный результат его, путинской, «стабильности». Русские дети и дети народов Кавказа. Такая похожая, жалкая злоба, такое общее ощущение ненужности и беззащитности вне стаи… Они – наше будущее, они – наше горе, они – самый трагичный итог десятилетия «вставания с колен», когда есть деньги, но нет сострадания…

Скоро наступят светлые, праздничные дни. Мы будем желать друг другу добра и счастья. Это – мудрая традиция. Вот и я желаю Путину добра и терпимости, чтобы его не боялись, но любили.

Он все понимает, но «держит марку», – ему «не стыдно». Он так и заявил – «не стыдно». Пусть так. Пусть стыдно – нам. Ведь это мы позволили себе, ему, им стать такими жестокими, какими стали. Любовь к собакам – единственное искреннее, доброе чувство, прорывающее ледяной панцирь «национального символа» начала 2000-х. Любовь к собакам, как и любовь к футболу у этих детей, заменившая любовь к людям… Человек в таком панцире счастлив быть не может.

«Вас все боятся» – страшный комплимент, прозвучавший с экрана. Нужно ли нам, чтобы Россия снова строилась на жестокости? Хотим ли мы, чтобы наши дети доказывали, чего на самом деле надо бояться?