Заключенный

Мне хочется застать ее врасплох, но она смотрит на меня, не моргая и без страха. И снова это чувство, будто я знаю ее, хотя это не так. Предполагаю, что это полностью взаимно, и она чувствует то же самое.

— Не можешь вообразить падение? — спрашивает она.

Как раз это я представить могу. Мне известно это чувство.

Я оборачиваюсь и вижу, что все вокруг заняты писаниной.

— Вам известна такая игра, когда дети стоят в кругу, кто-то один падает, а другие ловят его? Здесь никто не будет так играть. Любой из нас предпочел бы получить удар в лицо. Неужели вы думаете, что мы сыграем в эту игру на бумаге? — Я скрещиваю ноги. — Никто в этом месте не хочет думать о падении, не хочет отдавать власть другому.

— Включая тебя? Ты не будешь играть даже на бумаге?

— Вы же сказали, что ждете правды, поэтому…— я пожимаю плечами.

— То есть, ты отказываешься сделать это?

— Я всего лишь пытаюсь быть честным. Даю вам то, о чем вы просили. — Господи. Она так сильно переживает за честность парней, мне это безумно нравится, черт подери.

Ее взгляд меняется. Улыбка в глазах, но без улыбки на губах. Она ценит это.

— Я считаю, что честность о падении — маленькая часть самого падения, — наконец выдает она.

— Ага, — фыркаю я, она умная, это здорово.

— Доверься тому, кто сможет тебя поймать, — добавляет она, задумчиво смотря на стену. Такое чувство, будто она говорит это о себе.

Иногда свет, что глубоко во мне, как электрический провод искрит в темноте. Это я осознаю, только не знаю, в чем причина.

— А что насчет них? — спрашиваю я. — Они поймают вас?

Ее глаза находят мои, и внутри меня что-то вспыхивает, потому что я поймал бы ее. Это самая честная правда, которая только может быть, и думаю, ей это известно. Может быть, однажды, кто-то позволил ей упасть, но я бы этого не допустил, поймал и оберегал бы, сделал ее своей. Как только я заполучу ее, то не смогу оставить. Это чувство наполняет меня, как огонь. Мне следует сбавить обороты, потому как это за тысячу миль от моего основного плана.

— А это было падением? — она кивает на мое предплечье. Скрещенные алебарды.

Мои мысли возвращаются к нам, парням, наносящих их друг другу в подвале. Боль чувствовалась, как любовь, ярость и свобода.

— Наоборот, — отвечаю ей. — С точностью до наоборот.

Кажется, она собирается что-то сказать, но затем останавливается и сглатывает. Боже, я хочу поцеловать ее шею, вдохнуть ее запах.

— Это что-то означает.

— Да, — я смотрю на нее.

По моему тону она понимает, что лимит исчерпан, поэтому кивает, оглядывается, вспоминая о другой части группы. Она указывает на тетрадь:

— Просто сделай, что в твоих силах, — а затем выходит.

Я смотрю ей вслед, желая последовать за ней. То, что происходит между нами, чертовски горячо.

Пока другие заключенные пишут, я делаю пару рисунков на бумаге, а затем поднимаю руку. Диксон копается в своем телефоне, поэтому я кашляю и топаю ногой. Он поднимает глаза и обращает на меня внимание. Внутри вскипает злость, он даже не заметил, что мисс Уинслоу вышла, хотя должен оберегать ее от таких придурков, как мы.

— Чего тебе? — спрашивает Диксон и, наконец, приходит в движение.

— Мне нужно в туалет, — говорю я.

— Подожди, сходишь, когда вернешься в камеру, — он качает головой.

— Тогда я сделаю это прямо здесь.

Некоторые парни начинают хихикать. Если поссу прямо в библиотеке, то меня, скорее всего, посадят в одиночку. А Диксону придется иметь дело с уборкой биологических отходов и кипой бумаг. Я уже видел, как подобное произошло с одним парнишкой. Думаю, он не хочет, чтобы история повторилась.

— У меня здесь семнадцать человек, — бормочет он скорее для себя, чем для меня.

— Туалет в конце кабинета, правильно? Если я попытаюсь сбежать, то ты меня заметишь, — я пытаюсь говорить непринужденно.

Если ты говоришь об этом в открытую, люди будут думать, что ты точно этого не сделаешь. Немного противоположных фактов из психологии. У него отличная видимость до двери в кабинет, но потребуется вечность, чтобы вызвать подкрепление. Устройство тюрьмы, что тут скажешь.

— Ладно, — он, наконец, сдается. — Иди прямо через кабинет. Если хоть пальцем тронешь мисс Уинслоу, на месяц загребешь в одиночку. У тебя есть две минуты.

Диксон такой лентяй. По сути, он не должен разрешать мне выйти, но я, конечно же, ему об этом не говорю. Я киваю и направляюсь к кабинету.

Я не должен прикасаться к ней.

Она сидит прямо за библиотечным столом с книгой в руках. Она читает? Эта девушка ждет, что мы будем напрягаться, писать что-то, пока она сидит здесь и читает какой-нибудь новенький триллер или другую чепуху? Мне хочется оскорбиться, но потом я вижу, что она сидит, сгорбившись, и у меня волоски на шее встают дыбом. Она прячется. Ей страшно. Самая дурацкая в мире реакция «борись-или-беги», но мне, конечно же, нравится.

Она поднимает испуганный взгляд, а затем захлопывает книгу.

— Прошу прощения, — шепчу я, в ее глазах стоит немой вопрос. Я уточняю: — За то, что вы потеряли место, где читали.

Мисс Уинслоу поднимается.

— Ничего страшного, я уже читала эту книгу. Что…что ты здесь делаешь?