Заключенный

Эти парни не могут бодрствовать вечно. У меня по-прежнему есть деньги от грабежа. Я могу убраться отсюда. Я пережила уже слишком много. Могу пережить и это.

Но, боже, я так устала. Я сворачиваюсь рядом с Грейсоном и уплываю прочь. Я ощущаю на себе легкое одеяло, прежде чем засыпаю.

30 глава

Грейсон

Я просыпаюсь, в моей голове туман. Едва могу пошевелиться. Как будто меня переехал поезд, оставив часть колеса торчать из моего плеча, которое плотно забинтовано, даже моя левая рука обездвижена какой-то повязкой. Но, что хуже всего, у меня был кошмар, как команда убивает Эбби, и я не могу добраться до нее. Я сказал Колдеру, что убью их, если они прикоснутся к ней, но не был уверен, что он меня слышал. Я также не был уверен, сон ли это.

Стоун спит в кресле рядом со мной. Никого больше нет вокруг, и я паникую. Интересно, где Эбби? Но потом замечаю ее, свернувшуюся в углу, кто-то приковал ее к батарее.

Она спит, но выглядит так, как будто ей некомфортно.

Тепло поднимается к моему лицу, и я чувствую запредельное желание кого-то убить.

Никто не касается Эбби кроме меня. Никто не знает, как уберечь ее от испуга, или о том, что ей нравится, что ей нужно.

Я единственный, кто должен был держать ее в безопасности, и один из этих парней сковал ее? У нее должен быть матрас. Она голодна? Хочет пить?

Но это середина ночи. Правильно определять время, не видя при этом ничего за окном, — это один из удобных навыков, которому вы учитесь в тюрьме.

Я толкаю пальцами шею Стоуна. Он ворчит и открывает глаза.

— Эй, — шепчет он.

— Кто, мать твою, приковал ее? — сержусь я.

— Я, — Стоун кладет руку мне на голову, как будто может определить мою температуру. — Как ты себя чувствуешь?

Я ворчу. Конечно, это сделал он.

Он одет во все черное, словно был на улице — добывал припасы, возможно. Его девятиколиберный находится в кобуре на плече, под его рукой.

— Нейт говорит, ты выкарабкаешься, если продержишься ночь.

Даже моя здоровая рука ощущается, как свинец. Я жестом указываю в сторону, где она спит.

— Ты, мать его, не трогаешь ее, понял?

Он выглядит мрачным.

— Не трогать ее.

Он долгое время смотрит не меня и говорит:

— Ты не можешь оставить ее себе.

Все мое тело воспламеняется, метая гневные молнии.

— Что это должно значить?

— Это означает, что она видела нас. Она знает, где мы находимся. Ты ничего не можешь с этим поделать. Нейту нужны были ее маленькие пальцы, иначе я бы прикончил ее прошлой ночью.

Я резко подскакиваю вверх, даже не подумав. Он хватает меня за запястья, прежде чем я могу его задушить.

— Черта с два, я не могу оставить ее, — рычу я. — Она моя, понял?!!

— Ты должен был убить заложника, а не таскать ее за собой за волосы, — говорит Стоун, прижав меня к кровати. Проклятые лекарства делают из меня жалкого котенка.

— Нет, — говорю я.

— Ты ничего не сможешь сделать, — говорит он низким голосом. — Я делаю это ради тебя, братишка.

Я снова пытаюсь подняться, но он держит меня. Я слишком слаб.

— Твою мать, я убью тебя! — говорю, но не могу бороться с ним, не с тем, чем Нейт накачал меня.

Я изо всех сил пытаюсь снова, но он тяжелый как танк, а я ранен и под действием лекарств.

— Ты хочешь разорвать рану и снова отправиться под нож?

— Она не заговорит, — рычу я. — И она — моя!

Он смотрит мне прямо в глаза.

— Я разбужу ее, так что ты сможешь попрощаться.

Я пристально смотрю ему в лицо.

Мне нужно, чтобы он видел мое лицо, когда я собираюсь что-то сказать и пообещать.

Тишина нарастает между нами. Кажется, он знает, к чему все идет.

Я произношу:

— Причинишь ей боль, и ты мертвец.

Он ничего не говорит в ответ. Выражение его лица даже не меняется, но я знаю, что внутри него землетрясение.

То, что я сказал, — существенно. Стоун всегда был главным, и меня это не напрягало, но мне нужно, что бы он понял, насколько я серьезен.

Он отпускает меня, достает свой пистолет и потирает его вдоль рукоятки.

— Ты меня понимаешь? — спрашиваю я после слишком долгого молчания.

— Именно из-за твоих слов я должен убить ее.

Чувство поднимается во мне, такое древнее, что я практически не распознаю его. Страх. Я боюсь так, как не боялся уже очень долгое время.

Если бы я был в форме, никто бы не прикоснулся к ней. Никто бы и никогда.

Но прямо сейчас я слишком слаб, и Стоун знает меня очень хорошо.

Борьба между нами будет угрожающей, и я не могу быть уверенным, что для нее все закончится хорошо.

Было время, когда мне бы и в голову не пришло поднять руку на Стоуна — моего друга, кровного брата, но вот он я.

Я смотрю на нее, такую уязвимую, прикованную, свернувшуюся калачиком. И тогда я осознаю, что ее уязвимость — самая властная вещь над моей жизнью — абсолютная власть, но не опасная.

Затем осознаю кое-что еще.

— Дело в тебе.

— О чем ты?

— Она чертовски опасна для тебя, не для меня.

Он приближает свое лицо к моему.

— Нет. Это для твоего блага и блага команды.

— Тебе просто не нравится, что это я взял ее, — шепчу я. — Вот, что тебе не нравится. Тебе не нравится, что я взял ее себе.

Я заглядываю через плечо, чтобы убедиться, что она по-прежнему спит, и понижаю голос.