Заключённое во мне (СИ)

А потом… А потом ты не помнил, не мог вспомнить, как ни старался, где начало, где конец, где ты или, хотя бы, где явь. Не помнил, вернее, не понимал. Твой поезд с панорамами ФЭС вместо окон – это точно сон. Но ведь то, что ты видел там, было по-настоящему… А другое? Другие картинки?.. Эти… жирные, со сметаной… как их? Сырники… нет… Драники! Они были? А корабли, плывущие по комнате, печка, цветной переплёт под фонарём? А голубиный двор? Лариса?..

Существовал очень простой способ разобраться. Встать и спросить, лишь бы тебя не приняли за сумасшедшего. Но встать, а тем более, спросить, вышло только через неделю. А тогда тебя просто повело обратно в тишину.

***

В буфете было светло, лампы горели в полную мощность, классически пахло крепким кофе. Амелина обнаружилась именно там – с чашкой, в объятиях дивана.

- Привет.

- Привет.

- А я, между прочим, сумку твою нашёл…

- Поздно. Я уже купила новую. А Документы Рогозина восстановила за два часа.

- Больше не теряй…

- Постараюсь…

Тебе казалось, что после произошедшего Оксана стала относиться к тебе чуточку суше. Иногда ты с тоской вспоминал ту заснеженную булочную… Однако пора было кое-что выяснить.

- Оксан, у тебя есть тётя?

Амелина, недоумённо нахмурившись, кивнула.

- Двоюродная. А в чём дело?

- Как её зовут?.. Валерия Карловна?..

- Да, только не Карловна, а Кареновна…

- Кареновна?..

Наверное, она подумала, что ты удивился наличию армянской составляющей в её родне. Ну и пускай, пускай так думает. Оксане совершенно незачем знать, что ты гостил у её тёти и что она сама привела тебя к ней после вашей встречи в сказочной булочной, пусть всё и было только у тебя во сне. И всё же ты хотел убедиться окончательно:

- Она такая… Полная. Весёлая. Изюмом пахнет…

- Да, тётя Лера пирожки с изюмом очень любит. Печёт часто. Пирожки и драники. А откуда ты знаешь? – внезапно спохватилась она.

- Да так… Подумалось… - невнятно пробормотал ты и быстро ретировался из буфета. Так, выходит, этот отрывок правда. Каким образом – непонятно, но правда, не считая тётиного отчества. Но Амелина спросила, откуда ты это знаешь, значит, ту вашу встречу ты выдумал… А раз выдумал, – значит, ничего не было. Но тётя есть. И драники есть. Что же тогда произошло?..

Тебе хотелось схватиться за голову, а лучше вырвать из неё все эти сны и воспоминания, в которых ты никак не мог разобраться. Ужасно жить с какой-то кашей в голове, как настоящий псих, не имея возможность выяснить, что было на самом деле, а что – нет. Все эти сны – они же были реальны, совершенно неотличимы от жизни! Как можно воспринимать их всего лишь галлюцинациями?.. Очень часто тебя посещала навязчивая мысль о том, что слова “сон”, “сомнения” и “сомнамбула” происходят от одного корня…

Кажется, теперь ты на себе познал по крайней мере одну причину, отчего люди сходят с ума…

Наверное, можно было как-то поинтересоваться у Рогозиной, а правда ли она называет тебя Тишкой. Или спросить Круглова. Или узнать как-нибудь ещё. Но вот этого трогать не хотелось. Если во сне, ты помнил, это прозвище тебя просто выбешивало, то сейчас оно казалось очень ласковым, очень близким, будто только между вами. А то, что Николай Петрович тоже о нём знает… Ну, вдруг это было как с Валерией Карловной, которая на самом деле Кареновна? Маленькая неверная деталь…

***

Со временем жизнь вошла в привычное русло, и ты почти смирился с новым, странным и расплывчатым куском своей растрёпанной биографии. Как обычно, ходил на работу, вычислял преступников, по-прежнему флиртовал с Оксаной, но… Но ничего не мог с собой поделать и продолжал отчаянно искать два места: крошечную кондитерскую с огоньками и творожным печеньем и жёлтый осенний двор с сотнями голубей.

И если поиски кондитерской, наткнувшись на пару-тройку других, душистых и уютных кафетериев, под наслоениями ежедневных дел сошли на нет, то двор ты искал до конца. И нашёл – однажды, уже поздней осенью, почти год спустя.

Как и всё лучшее, это было неожиданно. В тот вечер ты устал и уже достаточно замёрз и проголодался, чтобы повернуть домой. С тоскливой мыслью о почти двухчасовой дороге обратно ты по инерции сделал ещё несколько шагов вдоль невысокого дома.

Всякий раз эти поисковые прогулки заводили тебя всё дальше и дальше, туда, где не ходит метро, где есть только утоптанные тропинки, листья и огромное пасмурное небо. И всякий раз ты говорил себе: вот за этим углом.

Свои сомнения – про поезд, про Оксану и корабельный дом её тёти, даже про Тишку – ты в конце концов рассказал Рогозиной. Когда стало совсем невмоготу, и было ощущение, будто тебя затягивает в бесконечный душный омут. Она не назвала тебя сумасшедшим, не посмеялась, просто сказала: отпусти. Отпусти, перестань мучиться и гадать, что было, а чего не было. Было – и прошло…

И ты отпустил. Но тот первый, голубиный сон не поведал никому и продолжал искать.

Гниловатые, стоптанные листья скользили под кедами, а когда дул ветер, становился слышен мокрый запах поздних сладких яблок. Небо набухло дождём, но пока ещё не потемнело, и ты, мыслями уже дома, привычно повторил себе: вот за этим углом.