Заключительный аккорд

Поразмыслив над всем этим, капитан Алоиз Альтдерфер позвонил по телефону подполковнику Кисингену и сообщил ему, что направляет командиру дивизии рапорт, содержащий обвинение против обер-лейтенанта Генгенбаха в преднамеренном убийстве. Одновременно капитан попросил Кисингена принять меры, чтобы подозреваемый не сбежал.

Глава третья

Спустились сумерки. Передний край Западного вала совсем не просматривался: мешали полумрак и высоченные ели. Человек, не знающий точного местонахождения доса, натыкался на него в самый последний момент.

Майор Брам, пока было светло, долго и внимательно рассматривал лежащую перед ним местность, стараясь заметить происшедшие на ней изменения. Сегодня пошёл десятый день с того времени, как его полк захватил это позиции. Недавно сформированная на территории Венгрии народно-гренадерская дивизия по частям прибывала на фронт.

Крутые ступеньки лестницы, которая вела к штабному бункеру, обледенели и были скользкими, хотя их и посыпали песком. Рядом, на самой опушке леса, находился бункер, в котором размещался коммутатор.

У майора имелось два ящика африканского пива, которое удалось реквизировать у одного из интендантов. Этот интендант, не устояв перед майором, на груди которого красовался Рыцарский крест с мечами и дубовыми листьями, отдал ему пиво, уменьшив на это количество поставку так хорошо утолявшего жажду напитка войскам, воюющим в африканской пустыне. Такое ценное приобретение сразу же улучшило настроение майора, и он пребывал в нём вот уже часа два. На переднем крае ничего не случилось. Начальник, штаба капитан Найдхард находился на КП полка. Он играл в скат с новым водителем майора, обер-лейтенантом Клювермантелем, нисколько не уступающем капитану в игре, и денщиком Нолленом, который тоже был парень не промах.

— Кто сдаёт? — высоким голосом спросил, Брам.

— Я, — ответил Ноллен.

Майор присоединился к ним и, сделав удачный ход, с усмешкой проговорил:

— Никогда не нужно опускать руки. В декабре сорок первого года в бою под Ленинградом я однажды оказался отрезанным от своих, а вместе со мной — семеро солдат из роты. Снегу навалило в человеческий рост, мороз градусов под тридцать, но я не унывал. Решил, что ночью мы во что бы то ни стало должны прорваться к своим. Стали прорываться, а наши от страха подумали, что это русские, и встретили нас таким огнём, что пятерых моих солдат уложили навсегда. «Эй вы! — заорал я во всё горло. — Может, перестанете по своим палить?» Короче говоря, оставшимся, а осталось нас трое, удалось попасть к своим. Был я тогда одним из первых лейтенантов, которые удостоились награждения Рыцарским крестом.

Клювермантель и Ноллен одобряюще закивали, продолжая дуться в карты.

— Восемнадцать.

— Хорошо.

— Двадцать.

— Идёт.

— Два.

— Моя игра.

— Четыре.

— Я начинаю.

— Двадцать семь.

— Играй ты.

Клювермантель проиграл, по попытался отыграться, увеличив свою ставку, однако снова потерпел неудачу.

— Иногда на удивление не везёт… — заметил майор и наигранно засмеялся, перетасовывая карты. — И вот с Рыцарским крестом на груди приехал я домой в поощрительный отпуск. Моя невеста Агнес безумно рада. Родители бегают по селу, хвастаются: пусть все знают, что их сын, бравый лейтенант Брам, герой, награждён Рыцарским крестом и сейчас приехал в отпуск. Представляете, как выглядит долина Мозеля весною? Виноградари по такому случаю не поскупились на самое доброе вино. Ну и пили же мы тогда — день и ночь! Настал предпоследний вечер моего отпуска. Отец устроил для своего сына пир горой, вернее говоря, не столько ради сына, сколько ради его Рыцарского креста. Пригласили друзей. И Агнес, разумеется. Она уже считала часы до моего отъезда на фронт. Мне, откровенно говоря, уже до чёртиков надоела вся эта гражданская суета. Хотелось поскорее попасть к своим пулемётчикам, которые ежечасно глядят смерти в глаза. Мне не терпелось поскорее вернуться в заснеженную Россию, увидеть перед собой на горизонте зажатый в кольце блокады Ленинград. «Выпусти меня на минутку отсюда, — попросил я Агнес. — Мне хочется подышать свежим воздухом». Я встал и, выйдя на улицу, пошёл к блестящему серебром Мозелю. — Майор посмотрел на стакан с пивом и отодвинул его в сторону. — И вдруг завыли сирены, возвещая о том, что летят вражеские бомбардировщики. Со страшным свистом на землю полетели бомбы. Чёрт его знает, кому они предназначались на самом деле, но упали они на наше село… — Майор положил карты на массивный стол и, достав платок, вытер лоб. — Я как угорелый помчался домой, чувствуя, как мой Рыцарский крест бьётся у меня на шее. Прибегаю и вижу: на месте нашего дома — груда развалин.

— А как же люди? — спросил Клювермантель.

— Люди? Всех убило: и родителей, и Агнес, и друзей. Утром мы подобрали их останки и похоронили. Я вернулся на фронт к своим ребятам… С тех пор… Ну что, играем? — Майор громко шлёпнул картон об стол.

В этот момент зазвонил телефон. Начальник штаба торопливо бросил в трубку:

— Шнайдер! «Чёрное»!

Карты полетели на стол, несколько листов упало на пол.

Снаружи доносился рокот тяжёлой артиллерии.