Заколдованная

Эмбер всматривалась в незнакомца, как будто у него на лице рунами было написано, кто он такой. Но видела она лишь то, что уже знала, — у него было четко изваянное, очень мужественное лицо.

Оно притягивало ее так, как ничто и никогда, кроме самого янтаря.

Ей хотелось вдохнуть его дыхание, узнать его неповторимый запах, впитать его тепло. Хотелось узнать его на ощупь, почувствовать его мужскую сущность.

Ей хотелось прикоснуться к нему.

Осознание этого потрясло Эмбер. Ей, Неприкосновенной, хотелось прикоснуться к незнакомцу, хотя это прикосновение грозило ей невыносимой болью.

— А рябина была в цвету? — спросил Эрик. Эмбер вздрогнула и с опаской посмотрела на него.

— Она не цвела уже тысячу лет, — сказала она. — Почему именно этому незнакомцу должна она сулить жизнь, полную блаженства.

Не ответив на это, Эрик спросил только:

— Что еще ты там видела?

— Ничего.

— Видно, теперь моя очередь ощипывать курицу, — пробормотал Эрик — Ну ладно. Скажи тогда, что ты почувствовала ?

— Я почувствовала… Эрик ждал.

И еще ждал.

— Проклятье! Разрази меня гром! Говори же! — потребовал Эрик.

— Я не знаю, как сказать. Это просто такое чувство, будто…

— Будто что? — не отставал он.

— …Будто я стою на краю крутого обрыва и мне надо лишь расправить крылья, чтобы полететь.

Эрик улыбнулся, одновременно вспоминая и предвкушая.

— Великолепное чувство, правда?

— Только для тех, у кого крылья, — ответила Эмбер. — У меня их нет. Меня ждет лишь долгое падение и жестокий удар о землю.

Смех Эрика заполнил тесную хижину.

— Ах, малышка, — сказал он, когда успокоился, — если бы я не знал, что это причинит тебе боль, то обнял бы и приласкал тебя словно ребенка.

Эмбер улыбнулась.

— Ты — мой добрый друг. Давай-ка отнеси незнакомца пока на мою постель, а потом о нем позаботится Кассандра.

В ответ Эрик лишь как-то странно посмотрел на нее.

— Мне будет жаль, если простая простуда унесет человека, который умеет проходить между священными камнями, — объяснила она.

— Может быть. Но все же я думаю, что мне было бы легче приказать убить его, если бы он не был гостем у тебя в хижине. И в постели.

Эмбер в ужасе уставилась на Эрика. Он улыбнулся ей ледяной улыбкой под стать ветру, гулявшему вокруг хижины.

— За что ты хочешь приговорить к смерти незнакомца, найденного в священной роще. — Спросила она.

— Я подозреваю, что он — один из рыцарей Дункана Максуэллского, посланный сюда на разведку.

— Так значит, слух верный. Норманн отдал своему врагу-саксу в управление замок Каменного Кольца?

— Да, — с горечью ответил Эрик. — Только Дункан больше не враг Доминику. Под угрозой меча Шотландский Молот присягнул на верность Доминику ле Сабру.

Эмбер отвела от Эрика глаза. Ей не надо было прикасаться к нему, чтобы измерить силу его сдерживаемой ярости. Дункан Максуэллский, прозванный Шотландским Молотом, был и незаконнорожденным, и безземельным рыцарем. Первый его недостаток нельзя было исправить ничем, но что касается второго, то Доминик ле Сабр отдал Дункану в управление замок Каменного Кольца и окружающие его земли.

А ведь замок Каменного Кольца был частью владений Эрика.

Эрику уже приходилось сражаться с грабителями, ублюдками и честолюбивыми кузенами за право управлять владениями лорда Роберта на Спорных Землях. Можно было почти не сомневаться, что и опять придется. Такова была природа Спорных Земель — принадлежать лишь сильному.

— Какую ты нашел одежду при незнакомце? — спросила Эмбер.

— Я нашел его таким, как ты видела. Без всякой одежды.

— Значит, он не рыцарь.

— Не все рыцари возвращаются из похода на сарацин с сундуками золота и драгоценных камней.

— Даже у самого бедного рыцаря есть доспехи, оружие, лошадь, одежда, — возразила она. — Хоть что-нибудь, да есть.

— Кое-что есть и у него.

— Что же это?

— Талисман. Он знаком тебе?

Эмбер покачала головой, и ее волосы вспыхнули, словно само солнце.

— Ты когда-нибудь видела ему подобный или слышала о таком? — настойчиво спросил он.

— Нет.

Эрик шумно выдохнул какое-то проклятие.

— Может, знает Кассандра? — предположила Эмбер.

— Навряд ли.

В комнате ощущался холод, несмотря на весело пылающий огонь, и Эмбер чувствовала, как вокруг нее сжимаются челюсти капкана, хрупкого и ненасытного в одно и то же время.

Эрик пришел к ней, как делал это не раз, когда ему надо было знать правду о человеке, который не мог или не хотел сказать эту правду сам. И раньше Эмбер узнавала в таких случаях все, что могла и как могла.

Даже через прикосновение.

Вытерпеть боль от прикосновения — это было самое малое, чем она могла отплатить сыну великого лорда, который был так щедр по отношению к ней. Прикосновения раньше не страшили Эмбер.

А теперь ей было страшно.

Пророчество, сопровождавшее ее рождение, дрожало в пространстве хижины, словно только что спущенная тетива… и Эмбер страшилась смерти, которую понесет на своем острие невидимая, неумолимая стрела.