Заколдованная школа. Непоседа Лайош

— Все, я решил, это занятие мне очень даже подходит. И манные крокеты есть больше не придется. Повешу я себе на шею суму, положу туда сало и репчатый лук. Вот это обед так обед! Дома мне так пообедать разве ж когда разрешат!

Малыш не мешкая бросился к телефону и стал набирать номер «Справочной по особым вопросам». Он хотел спросить, куда являться, чтобы стать свинопасом. Я едва успел отнять у него трубку.

6. Лайош третий, или непоседа Лайош

В эти дни бабушка ни на минутку не может отлучиться от телефона — он звонит и звонит. Надо было мне попросту записать ее ответы на пленку. Телефон зазвонил, включили магик, и готово дело! Зачем бабушке трудиться понапрасну? Все ведь спрашивают одно и то же. И бабушка всем одно и то же рассказывает: «У нас радостное событие… да-да, уже три внука… ох, и не говорите, прелесть, прелесть, ангелочек, да и только!..»

— А ведь это она о тебе, Малыш. Кто у нас прелесть, кто ангелочек? Ясное дело, ты! — сказал я брату во время очередного такого разговора.

Мы с ним сидели на кухне. С тех пор как родилась Сильвия, нас в комнату не пускают. Чтобы мы ее не заразили. Сидели мы там без всякого дела, и в животах у нас уже бурчало от голода.

— Чего ты пристал! Ты ведь тоже ей внук, — огрызнулся Малыш.

— Но она-то одного тебя называет «ангелочек миленький»!

— Больше не называет! У нее теперь других внуков нет, кроме малявки этой…

— А ты, Малыш, не ревнуй! Мне-то уже пришлось один раз это пережить. Когда ты родился.

— Ты меня ненавидел? — с интересом спросил Малыш.

— Нет. Жалел. Ты был ужас какой некрасивый.

Он не обиделся. Сейчас ему было обидней всего то, что «малявка» лишила его законного его места: теперь в родительской спальне спит она, Сильвия. А Малыша переселили к бабушке.

— Нашел о чем печалиться! Она же плачет ночи напролет! Кстати, ты никогда не плакал, — утешил я его.

— Вот видишь! — тотчас отозвался он хвастливо.

— Ты, скорее, мяукал, — продолжал я, расчувствовавшись. — Знаешь, я даже волновался: а вдруг ты какой-нибудь котенок, а вовсе не человечек.

Тем временем бабушка докладывала кому-то о Сильвии.

— Вес — три кило, — сказала бабушка и добавила: — Маловато, конечно.

По-моему, тоже. Наша собака, например, восемь килограммов весит. А ведь она просто приблудная и довольно хилая. Но бабушка совсем не печалилась, что Сильвия весит куда меньше.

— На моей стряпне живо поправится, — сказала она в телефон.

— Она, может, и поправится, — вздохнул Малыш, — а вот мы — наоборот. Полдень когда уж был, а обеда все нет. Они теперь только тем и заняты, что детское питание готовят. Уже столько его наготовили, что еще двух младенцев можно взять на прокорм.

— Тсс… как бы не услышали! А то и вправду надумают, — припугнул я брата.

— Давай хоть этого детского питания поедим немного, а? — предложил Малыш с горьким вздохом.

— Как тебе не стыдно! Объедать маленькую сестричку?!

— А что! Она же еще и сосет! Мама только и делает что кормит ее. Кормит и взвешивает. До еды, после еды…

— Так нужно, — заявил я с видом человека сведущего. — Чтобы знать, сколько она молока получила. Если мало, дают еще детское питание.

— Хорошенькое дело! Меню из двух блюд. А нам — ничего! — возмутился Малыш. И вдруг закричал во все горло: — Хо-тим о-бе-дать! Жи-вот ур-чит! Мы го-лод-ные! О-бед! О-бед!

Тотчас прибежала бабушка.

— Т-сс! Т-сс! Не шуми! Подумай о Сильвии!

— А что? Может, она нервная? — совсем распоясался Малыш.

— В самом деле, бабушка, такие малыши разве слышат? — поспешил я с вопросом, чтобы она пропустила дерзость брата мимо ушей. — И видят тоже?

— Ведь и у котят глазки открываются позже, — высказался Малыш.

Он у нас и по кошкам специалист. Потому и сказал, да только себе же на беду. Бабушка так и подскочила.

— Это с кем же ты сестренку сравниваешь! Бессердечный ты, вот что!

— Знаешь, бабушка, дело в том, что мы голодные, — заступился я за брата. — Дело в том, что уже второй час, а мы…

— Ой-ой, как бежит время! — удивилась бабушка. Она на минутку присела, повздыхала, но тут же вскочила и распорядилась: — Вот что, мальчики, вы уже большие. Позаботьтесь о себе сами!

— А что! Ведь я уже был поваром в лагере! Я умею картофельный паприкаш готовить, картофельный суп, жареную картошку…

Я старался вовсю, лишь бы разрядить атмосферу.

— Знать ничего не хочу! — объявил Малыш и отвернулся к стене, стал к нам обоим спиной. Теперь он сердился и на меня.

— Да-да, — проговорила бабушка задумчиво, словно не замечая Малыша, — придется все обязанности в семье распределить по-другому. Сильвия перестроит всю нашу жизнь.

— Мою жизнь она уже перестроила, — пробормотал мой бедный брат, глядя в стену. — Кровать мою переставили, места лишили. Вам теперь все равно, спи я хоть в чулане. Никому до меня нет дела…

— Вот что, Малыш! — строго сказала ему бабушка; видно было, что она по-настоящему сердится, у нее даже шея покраснела. — Вместо того чтобы дуться, уведи свою собаку. Я, кажется, ясно сказала: нельзя держать собаку в квартире. А уж когда в доме младенец, собаке здесь и вовсе не место!