Заколдованный круг

Берта-скотница была рослая, толстая и хмурая девка, медлительная и вечно недовольная, грязная и неряшливая. От нее всегда разило навозом. Коровы и хлев были ей противны, и опять Ховард удивился тому, как часто попадаются скотницы, которые скотину терпеть не могут. Берта обращалась с коровами словно с врагами, которым следует отомстить за какое-то, ей одной известное, оскорбление. Скотина боялась ее. Берта редко проходила мимо коровы, не ударив или не пнув ее. Для всех коров у нее были обидные прозвища. Она никогда не выгребала как следует навоз из хлева — это, мол, работа для мужика — и лишь раз в день откидывала то, что нападало. В стойла она со своей лопатой и вообще не заглядывала.

Доить Берта не умела. Когда подходило время, она ставила скамеечку в стойло и садилась. Башмаки ее целиком уходили в жидкий навоз. Она с силой шлепала корову ладонью: «Ну ты! Подвинься!»

После этого она принималась за дойку, но тянула за сосцы слишком сильно, и коровам было больно. В отместку они норовили лягнуть ее или попасть хвостом по лицу или — иногда — в подойник. Тогда она била корову кулаком по животу — такому грязному, что и цвета было не разобрать.

И так со всем, за что она ни бралась. Она была ленива, мало что умела, и то немногое, что она умела, надо было бы делать совсем не так.

И ее-то Ховарду предстояло выучить.

В первом стойле лежала нищая старуха. Звали ее Мари, она уже давно прижилась в Ульстаде. Рённев рассказывала, что Мари когда-то лет пять была в Ульстаде скотницей. Потом вышла замуж за хусмана с Ульстада, а когда муж тронулся умом и его упрятали в подвал к Керстафферу Бергу (через год после этого он умер), снова стала скотницей и работала, пока не состарилась. Теперь она жила в хлеву. Вставать ей уже было тяжело, большую часть времени она лежала.

От ее соломенной подстилки шла ужасная вонь: навозная жижа просачивалась из соседнего стойла и впитывалась в солому. Ховард позвал одну из служанок — Берта помочь отказалась, это, дескать, не ее дело, — и старуху вымыли и переодели. Затем он положил на пол доски и сменил солому. Старуха, пока ее мыли и переодевали, молчала. Лишь когда Ховард спросил, не хочет ли она переехать в дом, она заговорила. Нет, ей нравится здесь. Со скотиной хорошо. Скотина тебя не обманет и не предаст.

Когда они все кончили, пришла Рённев. Она засмеялась:

— Какая ты нарядная, Мари! Теперь хоть женихов принимай!

Но вскоре ушла обратно.

С Мари было все просто. Выучить Берту-скотницу оказалось труднее.

Он попросил ее, как уже говорилось, помочь вычистить хлев. Попытался объяснить ей, почему в хлеву должно быть чисто.

— Труда на это нужно немного, если только все время поддерживать чистоту. Ты бы посмотрела хлев у старшего учителя Свердрюпа в Конгсберге — чисто, как в горнице, а коровы блестят так, что смотреться в них можно. Сама понимаешь, в таком хлеву и работать одно удовольствие.

Берта, недовольная и хмурая, молчала. Шутки, объяснения — все впустую. Ховард чистил стойла, а она стояла, сложив руки. На лице у нее было написано: какая несправедливость!

С самого начала ее оскорбило, что Ховард вмешивается в ее работу. Она угрюмо слушала его объяснения и следила за его работой злым взглядом, бурча себе что-то под нос.

Одно можно было прочесть в ее тупом взгляде, одно она, пожалуй, понимала: если делать все, как говорит Ховард, работы у нее прибавится.

Пока Ховард убирал навоз, она молчала. Но когда он стал греть воду в большом котле и объяснять, что теперь они вымоют хлев, она прямо раздулась от негодования и ее прорвало:

— Хлев, значит, мыть будем? Может, и коров помыть?

— Нет, коров мыть не надо, это без толку. Но скребницей почистить надо, чтобы самую большую грязь снять. Чтобы они хоть чистыми были, пока стоят в стойле и голодают так, что и мычать-то сил нет.

Поначалу Берта онемела от такого оскорбления. Потом повернулась, пошла к дому и стала всем рассказывать, что этот новый хозяин совсем спятил: хочет всех коров перемыть и банты им на рога повязать.

Ховард отнесся к этому спокойно. Он старательно — насколько было можно — вымыл весь хлев. Смастерил скребницу для Берты, чтобы было чем чистить коров. На всякий случай сам вычистил их для первого раза. Ничего, все уладится. Со временем, узнав, что такое чистота и порядок, Берта полюбит хлев, полюбит свою работу.

Но этого не случилось.

Когда он через два дня снова зашел в хлев, все там было почти как раньше. Коров эти два дня Берта не чистила, и бока у них были увешаны навозными лепехами.

Он ничего не сказал, снова убрал навоз и снова вычистил коров. Надо набраться терпения: когда-нибудь и она научится.

Но учиться Берта не желала, и терпения у нее тоже не было. Едва завидев Ховарда, она вскидывала голову. Упершись толстыми, как бревна, ногами в землю, в броне из коровьего навоза, она стояла, как неприступная крепость, и не желала покоряться.