Переулки здесь были узкие, грязные, нога скользила па картофельных очистках, банановой кожуре, просто в лужах. Стояла невыносимая вонь. С жалобным мяуканьем то и дело перебегали дорогу облезлые кошки (Дон махнул рукой на приметы). Порой из закрытых ставнями или затянутых плотными занавесками окон доносился женский крик, пьяная брань, приглушенная музыка.
Переулки упирались прямо в залив, и странно было видеть вздымающийся в конце узкого прохода громадный борт океанского судна с освещенными кое-где иллюминаторами, отбрасывавшими желтый, причудливый свет на разбитый асфальт мостовой.
Наконец они подошли к дряхлому дому, над входом в который висел фонарь с побитым стеклом. Дом был дряхлый, но дверь крепкая и совершенно глухая, только крошечный глазок.
Рив решительно подошел к двери и постучал три раза. Наверное, в глазок посмотрели, потому что дверь открылась. Рив что-то сказал в темноту, и они вошли в душный, жаркий коридор. Легкость, с какой удалось проникнуть в таинственную курильню, удивила даже доверчивого Дона. Впрочем, необычные впечатления вытеснили удивление. По винтовой лестнице, освещенной красными фонарями, они спустились в подвал и, пройдя длинным коридором, уперлись в стену. Странным было то, что никто не указывал им дорогу. Видимо, великая любовь Рива к Эруэль заменяла ему проводника.
Лишь дойдя до конца коридора, Дон понял, что перед ними не стена, а массивная железная дверь. Они остановились. И вдруг, словно по мановению волшебного жезла, дверь медленно заскользила в сторону, и их глазам открылся узкий проход. За проходом, собственно, и помещалась курильня.
Это было довольно большое помещение с очень низким потолком. По стенам шли деревянные ниши, прикрытые бамбуковыми занавесками. Бумажные китайские фонарики излучали тусклый красный свет. В воздухе стоял густой, сладковатый аромат, от которого становилось трудно дышать. Дон сразу стал глотать воздух. Глаза заслезились.
Во мгле ниш можно было различить фигуры лежащих людей. Возле них стояли небольшие жаровни, и порой кроваво-красной точкой вспыхивал разгорающийся уголек.
Откуда-то доносились хриплый стон, короткий вскрик, тяжелое сопение.
По комнате скользили тени. Люди, одетые в кимоно, разносили жаровни, длинные трубки, пакетики. Дон обратил внимание, что люди, одетые в кимоно, не китайцы или японцы: у них были европейские лица, утомленные и осунувшиеся. Среди них он заметил и женщин.
Как ни удивлялся Дон интуиции своего друга, удивление его еще больше возросло, когда Рив прямо направился к одной из ниш и решительно отодвинул бамбуковую занавеску.
Дон пошел следом.
Глазам их предстала зловещая картина.
На обтрепанных подстилках, бывших некогда ковриками, лежало трое. В углу — худой мужчина, уже вкусивший свое, он крепко спал, изредка вскрикивая во сне, шевеля руками, словно пытаясь спастись от окружавших его кошмаров. В тот момент, когда Рив и Дон вошли в нишу, мужчина вдруг страшно вскрикнул и с жестом невыразимого ужаса заслонил лицо. У Дона мороз пробежал по коже. Но, кроме него, никто, казалось, не обратил на этот крик ни малейшего внимания. Рядом с мужчиной лежал другой, напоминавший скелет. Он был настолько худ, что Дону пришли на память кадры кинохроники, снятые в фашистских концлагерях. Мужчина лежал на спине, полуприкрыв глаза, и потягивал длинную трубку, на конце которой то тускнел, то разгорался красной точкой маленький коричневый шарик.
Третьей в нише была, судя по всему, Эруэль. Во всяком случае это была молодая женщина. Однако поразительной красоты Дон в ее чертах не рассмотрел. Возможно, когда-то она и была красивой, но только не теперь. Да, это, несомненно, молодая женщина, но с каким же старым лицом! Свинцовые веки, сухие, потрескавшиеся губы, впалые щеки, худая шея, морщины возле глаз, возле губ, на лбу…. Костлявые пальцы сжимают трубку, редкие сальные волосы свалялись…
И это Эруэль, девушка «поразительной красоты», которую любит Рив! Господи, что делает с людьми великая любовь! Бедный Рив…
Девушка лежала, закрыв глаза, и тоже потягивала трубку. Почувствовав, вероятно, их присутствие, она подвинулась, освобождая место возле себя. Неслышно появился человек в кимоно; он принес жаровню и две трубки.
Рив торопливо улегся рядом с девушкой и театральным шепотом произнес:
— Эруэль, мы пришли за тобой!
— Возьмите трубки, — хриплым, но совершенно трезвым голосом сказала женщина и открыла глаза — бесконечно усталые, тоскливые и равнодушные глаза. — Здесь нельзя без трубки. Здесь все клиенты. Если догадаются, зачем вы пришли, убьют.
Она говорила негромко, но и не особенно тихо, ровным хриплым голосом, словно повторяла заученный урок.
Рив торопливо схватил трубку и хотел уже затянуться, но Дон вырвал ее.
— Ты что, — зашептал он, — это же опиум!
— Ну и что? — Рив упрямо потянулся к трубке, потом заговорил: — Ты же слышал: если мы не будем делать вид, что пришли сюда курить, нас убьют. Что тут особенного, мы же здоровые ребята, спортсмены, что нам будет от пары затяжек? Ничего. Давай сюда!