Заколдованный круг

— Дон, Дон, что с тобой? Встань! Да что с тобой? Встань же! Как тебе не стыдно! Тут же люди. Ну, пожалуйста, встань. Садись в машину! Сейчас ты мне все расскажешь! Ну, пожалуйста, дорогой… Прошу тебя!

Дон тяжело поднялся и забрался в машину. Тер рванула с места, и кремовый «бьюик» с поднятым верхом на бешеной скорости вырвался со стоянки, и помчался по дороге.

Ехали молча и остановились, лишь добравшись до любимой каштановой аллеи. Тогда Тер затормозила и, выключив зажигание, повернулась к Дону:

— Объясни, что случилось. Почему ты такой? О господи, как ты выглядишь!

Тер вынула платок, отерла Дону залитое слезами и потом лицо, поправила волосы, галстук, застегнула пуговицы плаща.

— Объясняй, я слушаю! — В тоне ее звучал приказ.

— Не могу я без тебя, — тихо сказал Дон.

— Так вот же я! — воскликнула Тер. — Это ты пропал, а не я. Почему ты не позвонил в пятницу? Мы же договорились.

— Я спасал Рива…

— Перестань, Дон. Ты последнее время только и делаешь, что его спасаешь. Может быть, опять ходил в какую-нибудь курильню? А? Говори!

— Что ты, Тер, — испуганно запротестовал Дон, — никуда я не ходил, он ночевал у меня, его избили за то, что он привел меня туда. Пожалел…

— Избили? — Тер разволновалась. — А тебя они нетронут? Тебе это ничем не угрожает? Дон, скажи, тебе…

— Мне — нет. При чем тут я? А вот ему досталось. Видела бы ты его — ни одного живого места! Не мог же я его бросить. Провозился с ним и не успел позвонить. Но…

— «Не успел»! Странно. — Тер недоверчиво усмехнулась. — Для этого требуется всего одна минута, между прочим.

— Перестань, Тер!.. — В голосе Дона была печаль. — Я не позвонил, верно. Зато приходил. Без звонка…

— Когда?

— Когда ты выезжала с ним из ворот, — еле слышно прошептал Дон, опустив голову.

И вдруг он услышал тихий смех. Тер смеялась все громче и громче. Неожиданно смех оборвался. Зажав щеки Дона ладонями, она подняла его лицо, заглянула в глаза.

— Дон, ты что, приревновал меня? Серьезно? Ты что ж, решил, что я тайно и коварно изменяю тебе? Так? Скажи, тебе не стыдно? Почему ты так плохо обо мне думаешь? Ты пойми: если ты мне станешь безразличен или, наоборот, я полюблю другого человека, ты первый об этом узнаешь. Я сразу тебе скажу, немедленно! Ни секунды не будешь в ложном положении. И я.

Губы ее превратились в ниточку, глаза полузакрылись, квадратный подбородок выдвинулся вперед, она не была сейчас красивой.

— Уж не думаешь ли, что я из жалости или еще почему-либо буду скрывать от тебя? Разве я обязана? Нет, Дон, я никому ничем не обязана. И лгать бы тебе не стала. Разлюблю — сразу скажу, не беспокойся. А ездили мы к его сестре, моей подруге, кстати, ты видел ее у нас. У нее трагедия: заболела ее знаменитая собака, было о чем поговорить. С ней я провела уик-энд. Робен, если хочешь знать, и не был. Он уехал в тот же вечер. Мы с ней вдвоем там оставались…

— Ты могла…

— Позвонить? Нет, уж будь любезен, сам звони, как договорились. Если б ты во время своей спасательной миссии нашел для этого время, я б тебе сама сказала… Наконец, ты мог позвонить в субботу.

— Я звонил.

— Так горничная дала тебе номер телефона? Я ей оставила.

— Я не назвал себя…

— Ну, знаешь! Не понимаю, чего ты хочешь! Она не могла любому незнакомому номер давать. Ведешь себя как ребенок, и мне же еще предъявляешь претензии…

Дон молчал. Он был настолько счастлив, что ему не требовалось слов.

Как все, оказывается, просто. А он-то вообразил! Свинья он все же, заподозрил свою Тер невесть в чем! Действительно, нафантазировал целую трагедию. Зачем ей это? Тер права. Уж она-то не постесняется прогнать его, если захочет. Не опустится до лжи. Прямо скажет. Но зачем думать об этом? Все хорошо, все прекрасно, она любит его. Он дурак — она права!

— Ты что молчишь? — Тер трясла его за плечо. — Глубоко переживаешь свою безмерную вину передо мной? Да? Переживай, переживай.

— Прости, Тер, — тихо сказал Дон, — я больше не буду.

— О боже, ты совсем как маленький — «больше не буду»! Ну смотри, а то поставлю тебя в угол и оставлю без десерта. — Она погрозила пальцем и рассмеялась.

Кремовый «бьюик» еще долго дремал в уединенной каштановой аллее…

Тер подвезла Дона домой. Как всегда, поцеловала в щеку, как всегда, он махал ей рукой с крыльца. Веселый, счастливый, вошел он в дом. При виде напряженных, полных тревоги взглядов родителей у него чуть слезы не навернулись на глаза. Сколько он принес им волнений! Здесь он тоже вел себя по-свински. А из-за чего? Из-за самим же им выдуманной драмы. О боже, какой дурак!

Он весело вбежал в комнату, поцеловал мать, обнял отца, закричал: «Есть хочу!», помчался в душ.

Стоя под обжигающими струями, он словно смывал с себя все, что было в эти два дня, всю грязь, тоску, горести, переживания, всю мерзость, все неприятные воспоминания.

Впереди счастливые дни с Тер, тренировки в олимпийской команде, слава, успех, веселые вечеринки и радостные дни!

Дон вылез из-под душа обновленный. Он чувствовал огромную нежность к родителям, увидев их оттаявшие лица, потеплевшие глаза; бесконечную любовь к Тер — чистой, верной, влюбленной. И испытывал зверский голод…