Заколдованный замок

— Конечно, а как же я? — не унималась Мейбл. — Кольца-то у меня теперь нет. А мое время кончится раньше, чем ее. Неужели вы не можете принести мне кольцо? Вы должны снять его у нее с пальца. Как только я стану нормального роста, я тут же надену кольцо ей на палец — вот честное слово!

— Нечего булькать, — заворчал Джимми (всхлипывания заменяли Мейбл в этом монологе запятые и точки). — С тобой-то ничего страшного не произошло.

— Ты не знаешь, ты просто не представляешь, каково быть такого вот роста! — жаловалась Мейбл. — Ну, пожалуйста, постарайтесь добыть мне кольцо. В конце концов, это мое кольцо — больше мое, чем кого-нибудь из вас, потому что это я нашла его и я сказала, что оно волшебное.

Джеральд не мог остаться равнодушным, когда взывали к справедливости и закону.

— Боюсь, что кольцо превратилось в камень, — заметил он. — Во всяком случае, обувь у нее стала каменной и вся одежда тоже. Но я пойду, посмотрю. Может быть, что-нибудь и получится… Ну, а если это невозможно — значит, невозможно, и не нечего понапрасну разводить панику.

Забравшись внутрь динозавра и снова чиркнув спичкой, Джеральд разглядел темный ободок кольца на белой руке статуи Кэтлин.

Пальцы ее были вытянуты вперед. Джеральд ухватился за кольцо. Неожиданно для него оно легко соскользнуло с холодного и гладкого мраморного пальца.

— Извини, старушка! — ласково сказал он, пожимая каменные пальцы. Тут ему пришло в голову, что Кэтлин, пожалуй, может его слышать. Поэтому он рассказал статуе, что собирается теперь делать, — рассказал во всех подробностях, так что, когда, похлопав мраморную сестренку по плечу он вернулся в заросли рододендронов, он смог уже отдавать приказы с решимостью прирожденного вождя (так он назвался в этот раз). И поскольку другим пока еще не удалось сочинить никакого плана, то они приняли план Джеральда (попробовали бы они не согласиться с идеями прирожденного вождя!).

— Держи свое ненаглядное колечко, — сунул он талисман Мейбл. — Теперь ты уже ничего не будешь бояться, верно?

— Ага, — с удивлением подтвердила Мейбл. — Я уже и забыла, чего я боялась. Послушай-ка, я могу остаться здесь или забраться подальше в лес, только вы укройте меня всеми этими плащами, чтобы я ночью не замерзла. И тогда я буду дежурить на случай, если Кэтлин вдруг перестанет быть статуей.

— Вот именно, — подтвердил Джеральд. — Таков и был план прирожденного вождя.

— А вы оба отправляйтесь домой и скажите мадемуазель, что Кэтлин осталась на ночь в Ядлинг-Тауэрсе. Тут уж никакого вранья нет.

— Никакого вранья! — усмехнулся Джимми.

— Колдовство действует семь часов или несколько раз по семь часов, — напомнил Джеральд. — Ты была невидимкой двадцать один час, я — четырнадцать, Лиз — семь. Когда оно стало кольцом желаний, оно начало с семи, но сколько часов оно будет работать сейчас, совершенно непонятно. Так что еще неизвестно, кто из вас придет в норму раньше. Во всяком случае, после того как мы пожелаем мадемуазель спокойной ночи, мы вылезем в окно и проберемся сюда, чтобы еще разок на вас глянуть. По-моему, тебе лучше устроиться поблизости от динно-завра, а мы укроем тебя плащами.

Мейбл переползла под прикрытие высоких деревьев и там поднялась на ноги. Она была высокая, словно тополь, и нелепая, как неправильный ответ, выданный после того, как лучший ученик сорок минут ломал себе голову над зануднейшим уравнением. Усевшись на корточки возле динозавра, она без труда просунула слишком длинное, но по-прежнему худое лицо в расщелину, чтобы посмотреть на белую фигурку Кэт.

— Все будет в порядке, милочка! — заверила она каменную статую. — Я буду совсем близко. Если ты почувствуешь, что оживаешь, сразу позови меня.

Статуя стояла неподвижно, как обычно это делают статуи, и Мейбл, выдернув голову из брюха ящера, улеглась на землю, а мальчики укрыли ее плащами и пожелали спокойной ночи. После этого они ушли домой. Другого выхода не было. Нельзя же было допустить, чтобы мадемуазель встревожилась и послала полицию разыскивать их. Было совершенно ясно, что любой констебль свихнется, как только обнаружит всеми разыскиваемую Кэт в желудке динозавра, да еще в виде статуи; что же касается мадемуазель, то она, будучи француженкой, заведомо легко расстраивается, а потому может совершенно потерять контроль над собой. Мейбл же…

— Если кто-нибудь встретит ее в ее теперешнем виде, то тут же сбрендит, — рассуждал Джеральд. — Это только мы можем все выдержать.

— Мы же не взрослые, — отозвался Джимми. — И потом, мы уже вроде как привыкли к таким штучкам. Нас теперь так легко не пронять.

— Бедная Кэтти! — вздохнул Джеральд.

— Ну, конечно, бедная, — не совсем искренне согласился Джимми.