Они заверили ее, что кекс не будет просвечивать, поставили чайник на огонь, поручили Кэтлин отворить мадемуазель дверь (мадемуазель вернулась усталая и отчего-то грустная), дождались Кэтлин и Джеральда со снедью и всей толпой отправились в Ядлинг-Тауэрс.
— Пикник там устраивать не разрешается, — предупредила Мейбл.
— Нас это не касается, — отрезал Джеральд. — Так, Лиз, берите Кэтлин под руку, а я пойду сзади, чтобы ваша тень не бросалась в глаза. Ради Бога, снимите вы эту шапку! Она отбрасывает такую тень, что нас примут за беглецов из сумасшедшего дома!
Шляпа, перейдя в руки Кэт, стала видимой и тут-то и обнаружилось, сколь малая доля воды, выплеснутой на лицо Лиз, попала по назначению.
— Моя лучшая шляпка! — сказала Лиз и замолчала. Несколько минут раздавалось только ее сопение.
— Послушайте, — сказала наконец Мейбл, — не стоит так унывать. Считайте, что это всего лишь сон. Как раз такой сон и приснился бы вам, если вам стало стыдно, что вы без спроса взяли кольцо.
— Ага, сон! А когда я проснусь?
— Скоро, скоро. А теперь мы завяжем вам глаза и проведем через потайную дверь. И не вздумайте сопротивляться, а то тут же появится полиция — ее-то как раз и не хватает в вашем сне.
У меня нет ни времени, ни сил, чтобы подробно описать способ, каким Лиз попала в пещеру. Достаточно сказать, что она летела вниз головой — девочки столкнули ее, а мальчики подхватили внизу. Хорошо, что Джеральд предусмотрительно связал ей руки, не то быть бы им расцарапанными в кровь. А так пострадала только Мейбл, ладошка которой попала между камнем и яростно топающим башмаком. Не стоит также передавать и все те слова, которые произнесла Лиз, пока ее тащили вдоль изгороди под арку, ведущую к волшебному итальянскому пейзажу. Ее словарь почти иссяк к тому времени, когда ее опустили на землю под плакучей ивой, что росла возле статуи Дианы, привставшей на цыпочки и натягивающей лук (вот интересно, удастся кому-нибудь попасть в цель из такого положения?).
— Ну вот, — произнес Джеральд, снимая повязку с ее глаз. — Теперь все будет хорошо — настало время чая и кекса.
— Давно пора выпить чаю, — подтвердил Джимми (на этот раз он был прав).
Убедившись, что ее ребра стали только невидимыми, но отнюдь не прозрачными и что ее сотрапезники не смогут сосчитать число булочек, попавших в ее желудок, Лиз приналегла на еду, как и все остальные. Телятина, картофель и рисовый пудинг на обед, затем несколько часов треволнений — и запоздавший полдник покажется вам на редкость вкусным.
Легкая, прохладная зелень сада постепенно сменялась серыми тенями. Потом в зелени проступила позолота, серые тени почернели, а озеро возле храма Феба, в котором вверх ногами отражались лебеди, залил коралловый отблеск туч, сгрудившихся вкруг закатного солнца.
— Как красиво! — восхитилась Лиз. — Прямо как на открытке, что из самых дорогих.
— Мне пора домой, — вздохнула Мейбл.
— А вот я не пойду домой в таком виде, — заявила Лиз. — Лучше уж я останусь тут и буду жить как дикарь в той белой хибаре без стен и дверей.
— Она говорит о храме Диониса, — фыркнула Мейбл.
Внезапно солнце почти отвесно ушло за черную линию деревьев на гребне холма, и белый храм, только что отливавший розовым, почти почернел.
— Там можно жить и не как дикарю — пусть даже и без стен, — заметила Кэтлин.
— Сплошные сквозняки, — пробурчала Лиз. — Да и со всеми этими ступеньками не намоешься! О чем они только думали, когда понастроили столько домов без стен! Кто станет… — Тут она замолчала и, похоже, уставилась куда-то, разинув рот. — Кто это? — спросила она наконец ослабевшим голосом.
— Что ты имеешь в виду?
— Вон ту белую штуку, что спускается по ступенькам. Ой, да это же тот молодой человек, который только что был статуем!
— После захода солнца статуи оживают, — Джеральд попытался произнести эти слова как можно небрежнее.
— Сама вижу, что оживают, — ответила Лиз. Как ни странно, она не испугалась и даже не была удивлена. — А вон еще один. Смотри-ка, у него на ногах крылышки — такие маленькие, ровно у голубя.
— Меркурий, должно быть, — предположил Джеральд.
— Сандалии с крылышками были у Гермеса, — поправила его Мейбл.
— Не вижу я никак статуй, — не вытерпел Джимми. — Эй, ты чего щиплешься?
— Ты что, не понимаешь? — зашипел Джеральд (мог бы и не шептать, ибо поглощенная быстрыми, изящными движениями невидимых статуй, Лиз не обращала на них никакого внимания). — Неужто ты не понимаешь, что когда солнце заходит, статуи оживают, но увидеть их можно, только если ты сам невидимка, и я… то есть я хотел сказать, ты их не боишься, разве что если дотронешься до них.
— Вот пусть Лиз и дотронется до какой-нибудь из них! Интересно, испугается она или нет? — предложил Джимми.