Заколдованный замок (сборник)

Его доставили в ближайшую больницу, где врачи объявили, что он еще жив, но находится в состоянии асфиксии[130]. Спустя несколько часов офицер очнулся, узнал своих знакомых и, как мог, поведал о своей агонии в могиле.

Из его рассказа выяснилось, что, очнувшись, он не менее часа провел в гробу, пытаясь выбраться из него, и только потом потерял сознание. Могила была засыпана очень рыхлой почвой, и воздух, по всей вероятности, проникал сквозь нее. Он слышал шаги посетителей кладбища над своей головой и пытался привлечь их внимание. Вероятно, воскресный шум на кладбище и пробудил его от летаргии, однако, придя в себя, он тотчас же осознал весь ужас своего положения.

Больной поправлялся довольно быстро и был уже близок к полному выздоровлению, но пал жертвой местного врача-шарлатана, который вздумал лечить его электричеством. В результате он скончался в припадке судорог, вызванных разрядом гальванической батареи.

Эта гальваническая батарея напомнила мне известный и весьма примечательный случай, когда она вернула-таки к жизни молодого лондонского юриста, пролежавшего в могиле двое суток.

Мистер Эдуард Степлтон якобы скончался от тифозной горячки, сопровождавшейся весьма необычными симптомами, которые вызвали любопытство врачей. После его официально объявленной смерти они обратились к близким покойного с просьбой разрешить им исследование post mortem[131], но получили отказ. Как нередко бывает в таких случаях, медики сговорились все же вырыть труп из могилы и тайно его анатомировать. Связались с шайкой кладбищенских грабителей, которых в Лондоне всегда хватало, и на третью ночь после погребения мнимый труп был извлечен из могилы глубиной в восемь футов и доставлен в морг одной частной больницы.

Был уже сделан надрез в области брюшины, когда совершенно свежий вид тела, без малейших признаков разложения, натолкнул врачей на мысль испробовать гальваническую батарею. Проделанные ими эксперименты сопровождались обычными явлениями, не представлявшими ничего исключительного; лишь раз или два вызываемые электрическим током судороги напомнили движения живого тела.

Время, однако, шло. Близилось утро, и врачи решили приступить к вскрытию. И тут один студент, желая проверить какое-то свое предположение, стал убеждать их предпринять еще одну попытку, приложив провод непосредственно к одному из грудных мускулов. Сделали надрез и едва приложили провод, как мертвец быстрым, но вовсе не судорожным движением поднялся, спрыгнул с секционного стола на пол, тревожно огляделся и заговорил. Слов его не удалось разобрать, но все-таки это были слова, вполне членораздельные звуки. Произнеся их, он плашмя рухнул на пол.

В первую минуту все оцепенели, но необходимость что-то предпринять заставила медиков опомниться. Очевидно, мистер Степлтон был жив, хоть и в обмороке. Эфир вскоре привел его в чувство, затем он быстро поправился и вернулся к своим близким, от которых скрывали факт его «воскресения» до тех пор, пока не миновала всякая опасность рецидива. Может вообразить себе их неописуемое изумление.

Но то, что сообщил сам мистер Степлтон, вдвойне удивительно. Он утверждал, что ни на миг не терял сознания; пусть смутно и неясно, но он сознавал все происходившее с ним с той минуты, когда врачи объявили, что он умер, до той, когда он упал без чувств в больничном морге. «Я жив», — именно эти слова он попытался произнести первыми, едва очнулся.

Количество подобных историй можно множить до бесконечности, но я воздержусь, потому что после всего сказанного нет нужды доказывать, что погребения заживо имеют место. Однако, в силу тех или иных обстоятельств, они не часто становятся известными, а многие из них вообще происходят без чьего бы то ни было ведома. И действительно: не было еще случая, чтобы при раскопках старых кладбищ не обнаруживались скелеты в позах, наводящих на самые скверные подозрения.

Да, подозрения эти ужасны, но еще кошмарнее сама могила! Можно смело утверждать, что никакое состояние не связано с такими адскими телесными и душевными муками, как состояние похороненного заживо. Невыносимая тяжесть в груди, удушливые испарения сырой земли, тесный саван, жесткие объятия гроба, непроглядная тьма, безмолвие, точно на морском дне, невидимое, но осязаемое присутствие могильных червей… Но еще хуже мысль о свежем воздухе и траве наверху, воспоминания о друзьях, которые примчались бы, как на крыльях, чтобы спасти вас, если бы знали о вашем положении, и уверенность, что они никогда этого не узнают, что ваша участь — участь трупа. Все это наполняет еще бьющееся сердце таким невыносимым ужасом, какого не в силах себе представить даже самое смелое воображение. Мы не знаем большей муки на земле и не можем представить себе более ужасной казни в недрах преисподней.