Заколдованный замок (сборник)

Кровь струилась у меня из носа, из ушей и даже из уголков глаз. Голуби отчаянно бились, стараясь вырваться; кошка жалобно мяукала и, высунув язык, металась взад-вперед, словно отравленная. Поняв свою ошибку, я пришел в отчаяние. Оставалось ждать неминуемой и скорой смерти.

Физические страдания почти лишили меня способности действовать. Я был не в силах предпринять что-либо для спасения, мозг отказывался работать, а головная боль усиливалась с каждой минутой. Чувствуя близость беспамятства, я хотел было потянуть за веревку, соединенную с клапаном шара, чтобы спуститься на землю, — но вдруг вспомнил о том, что я проделал со своими кредиторами, и последствиях, ожидающих меня в случае возвращения. Это воспоминание удержало меня. Я лег на дно корзины и попытался собраться с мыслями, а когда это мне удалось, я решил пустить себе кровь. За неимением ланцета я произвел эту операцию, открыв вену на левой руке с помощью лезвия перочинного ножа. Как только показалась кровь, я почувствовал облегчение, а когда вытекло с полчашки, самые скверные из болезненных симптомов окончательно исчезли. Однако я не решился сразу встать и, кое-как наложив повязку на руку, пролежал еще с четверть часа.

Когда же я наконец поднялся, оказалось, что все болезненные ощущения, терзавшие меня в течение целого часа, исчезли. Только дыхание было по-прежнему затрудненным, и я понял, что вскоре придется прибегнуть к аппарату Гримма. Случайно взглянув на кошку, которая снова улеглась на пальто, я с удивлением обнаружил, что во время моего припадка она разрешилась тремя котятами! Такого прибавления пассажиров я вовсе не ожидал, но был им очень доволен: у меня появилась возможность проверить одну гипотезу. Я объяснял болезненные явления, испытываемые аэронавтами на большой высоте, привычкой к постоянному давлению атмосферы у земной поверхности. Если котята будут страдать в такой же степени, как их мать, то моя теория ошибочна, если же нет — это будет важным аргументом в ее пользу.

К восьми часам я достиг высоты в семнадцать миль над поверхностью Земли.

Скорость подъема возрастала, и если бы я даже не выбросил балласт, то заметил бы это ускорение. Жестокая головная боль временами возвращалась, иногда из носа шла кровь, но в целом страдания мои оказались гораздо более терпимыми, чем я ожидал. Только дышать становилось все труднее, и каждый вздох сопровождался мучительными спазмами в груди. Я распаковал аппарат для сжатия воздуха и принялся его налаживать.

С этой высоты открывался великолепный вид на Землю. На западе, севере и юге, насколько мог охватить глаз, расстилалась бесконечная гладь океана, приобретавшая с каждой минутой все более глубокий оттенок голубизны. Вдали, на востоке, вырисовывались очертания Британских островов, все атлантическое побережье Франции и Испании, а также северная окраина Африканского материка. Подробности, разумеется, тонули в синей дымке, и самые многолюдные города словно исчезли с лица земли.

Больше всего меня удивило то, что с такой высоты поверхность планеты казалась вогнутой. Я-то ожидал, что она, наоборот, по мере подъема будет выглядеть все более выпуклой; но, подумав немного, сообразил, что это не так. Ведь горизонт для аэронавта всегда остается на одном уровне с корзиной, а точка, находящаяся на земной поверхности, кажется отстоящей и действительно отстоит на огромное расстояние, при этом выглядит лежащей ниже горизонта. Отсюда и возникает впечатление огромной чаши, над которой парит аэронавт.

Так как привязанные голуби все это время жестоко страдали, я решил выпустить их.

Сначала я отвязал одного — серого крапчатого красавца — и посадил на обруч сетки. Он очень встревожился, растерянно озирался, хлопал крыльями, ворковал, но не решался покинуть корзину. Тогда я взял его и отбросил ярдов на пять-шесть от шара. Однако он не устремился вниз, как я ожидал, а бросился обратно к шару, издавая резкие, пронзительные звуки.

Наконец ему удалось вернуться на старое место, но, едва усевшись на обруч, он уронил головку на грудь и бездыханным упал на дно корзины.

Другой оказался удачливее. Чтобы избежать его возвращения, я изо всех сил швырнул его вниз и с радостью увидел, что он продолжает спускаться, быстро, легко и свободно взмахивая крыльями. Вскоре голубь исчез из вида и, не сомневаюсь, благополучно добрался домой. Кошка, по-видимому, совершенно оправившаяся, с аппетитом съела мертвого голубя и улеглась спать. Котята были живы и не обнаруживали никаких признаков недомоганий.