Неподалеку от этого места Зено сидел вместе с Карлой, наслаждаясь приготовленной ею едой. Она, конечно же, замечательно готовила — в ней все было замечательно. В этот раз она кормила его печенкой и пельменями с подливкой. Зено склонился к тарелке, вдыхая пряный аромат мяса, потом поднял глаза на Карлу, и на лице его появилась хищная улыбка, он напоминал сейчас зверя, напавшего на след очередной жертвы.
Дом их стоял в рощице, над морем. Порой по ночам от ударов волн балки на крыше вздрагивали так, будто прямо за окнами спальни бушевало море. После еды они займутся любовью — она сделает все, как он ее учил, а после он будет бодрствовать, лежа рядом с уснувшей Карлой, рассматривая ее лицо и мучаясь мыслью — как уберечь от беды такое хрупкое и совершенное создание.
Карла встала у него за спиной, наполняя бокал. Свободной рукой она гладила его волосы. Она произносила его имя, словно молитву, освящающую пищу.
Зено закрыл глаза и от избытка чувств заплакал. От счастья, что обладает всем этим, от страха, что из-за превратностей судьбы может этого лишиться. Карла оттянула его голову назад, взяла за подбородок, и его слезы капали ей в ладони.
Она стояла совсем близко, и он прижался к ней спиной. Его всхлипывания сотрясали ее тело, и она знала, что в этом плаче — ничем не замутненная радость и боязнь утраты.
Паскью собрался уходить. Он не знал, то ли задуть свечи, то ли нет, как будто в этой ситуации можно было решить, что лучше. В конце концов он оставил свечи зажженными.
Остановившись у двери, он после некоторых раздумий вернулся и включил магнитофон.
Голос на пленке спросил:
«Договорились, Сэм?» — И больше ничего.
Паскью подождал еще несколько минут, но больше ничего не услышал.
Глава 5
Лонгрок в свое время был поселком рыболовов — он состоял из пристани, нескольких домов на берегу и пары узеньких улиц, которые, петляя, уходили вверх, к полям. В книгах попадаются такие картинки, выдержанные в темно-коричневых тонах: лодки, приставшие к берегу после рыбной ловли; бородатые мужчины в ситцевых рубашках латают сети; женщины в длинных фартуках и чепцах из хлопковой ткани стоят перед сдвинутыми в ряд козлами, держа в одной руке рыбу, в другой — разделочный нож.
Теперь уже никто не помнит тех дней. Поселок разросся, но жизнь в нем не стала богаче. Рыбу здесь больше не ловят... Понемногу занимаются фермерством. Большинство местных жителей работают в близлежащих городах — тех, что покрупнее, пошумнее и побогаче. Молодые люди покидают поселок в поисках интересной жизни и никогда не возвращаются. К вечеру улицы пустеют.
В городке есть магазины, бары и кинотеатр, а на холме стоит психиатрическая больница, основанная на средства города.
Было время, когда сюда приезжали отдохнуть на несколько дней целыми семьями и останавливались в «Паллингзе» или другом отеле с видом на море. Но все это в прошлом. На побережье, в пяти милях отсюда, чуть дальше маяка, в глубину суши, на деньги вкладчиков отстроили целый комплекс из отелей, прогулочной станции, торгового центра, парка с водными аттракционами, расположенного у обширной возвышенности, с теннисными кортами й площадками для гольфа на девять лунок. Отели предлагали к вашим услугам казино, бассейн, соответствующий по размерам олимпийским стандартам, три банка, салоны красоты, конференц-залы. Словом, все, что только можно пожелать. Или почти все. Множество такси, несколько ночных заведений, поставляющих проституток. Проститутки приезжали из более крупных городов, расположенных поблизости. Оплата была почасовая и включала в себя транспортные расходы и затраченное на проезд время.
Валлас Эллвуд всегда платил им с готовностью, сколько бы с него ни брали. Но и требовал за эти деньги сполна — аппетит на девочек у него был гораздо больший, чем на еду. Его ресторанные и гостиничные счета оказывались всегда очень скромными, и никто не мог упрекнуть его в чрезмерных расходах.
Останавливался он обычно в «Виндбраше» — самом маленьком отеле. Там его хорошо знали как бизнесмена, вложившего капиталы в какое-то местное предприятие и время от времени приезжающего проверить состояние дел. В определенном смысле это действительно было так. Швейцар, дежурный и ночной портье смотрели сквозь пальцы на девушек, направляющихся к нему в номер, потому что на прощание он всегда оставлял солидные чаевые. Между собой они поговаривали, что он немного... ну... скуповат, но, черт возьми, кому какое дело? Это качество ведь не облагается налогом...